"Амброз Бирс. Избранные произведения (34 рассказа)" - читать интересную книгу автора

- Почему же такая забота о том, кого ты даже не знала?
- Я всегда так делаю.
- То есть, как?..
- Всякий раз, когда кого-нибудь вешают, я прихожу и отгоняю птиц, чтобы
они нашли себе другую пищу. Вон, вон еще один стервятник!
Она издала громкий, пронзительный возглас и, вскинув руки над головой,
побежала по лугу, словно безумная. Огромная птица испугалась и улетела, а
девушка возвратилась туда, где стоял я. Она прижимала к груди загорелые
ладони и глубоко дышала, стараясь отдышаться. Я как мог ласково спросил ее:
- Как тебя зовут?
- Бенедикта.
- А кто твои родители?
- Моя мать умерла.
- А отец? Где он?
Она промолчала. Я стал настаивать, чтобы она сказала мне, где ее дом,
так как хотел отвести бедное дитя к отцу и посоветовать ему, чтобы лучше
смотрел за дочерью и не пускал больше разгуливать по таким страшным местам.
- Так где же ты живешь, Бенедикта? Прошу тебя, ответь.
- Здесь.
- Что? Здесь! Ах, дитя мое, ведь тут ничего нет, кроме виселицы.
Но она указала на сосны. Следуя взглядом за ее рукой, я разглядел под
деревьями жалкую хижину, более подходящую служить обиталищем зверю, чем
человеку. И я понял яснее, чем если бы мне сказали словами, чьей дочерью
была эта девушка.
Когда я вернулся к своим товарищам и они спросили, кто она, я ответил:
- Дочь палача.

3
Поручив душу повешенного заступничеству Пресвятой Девы и Святых
Праведников, мы покинули проклятое место, но, уходя, я еще раз оглянулся на
прелестное дитя палача. Она стояла там, где я ее оставил, и смотрела нам
вслед. Ее нежный белый лоб по-прежнему венчала диадема из золотистых примул,
придававшая особое очарование ее прелестному лицу, а большие темные глаза
лучились, подобно звездам в зимнюю полночь. Мои спутники, для которых "дочь
палача" означало нечто безбожное и отталкивающее, стали укорять меня за
выказанный к ней интерес; мне же грустно было думать, что это милое,
красивое дитя вызывает у людей презрение и брезгливость, ничем не заслужив
их. Почему она должна страдать из-за ужасной профессии своего отца? И разве
не чисто христианское милосердие побуждает невинную девушку отгонять воронье
от трупа человека, которого она совсем не знала при жизни и который был
сочтен недостойным существовать на земле? Я находил ее поступок более
христианским, чем даже милостыня, которую раздают бедным самые что ни на
есть христианские благотворители. Я высказал эти мнения моим товарищам, но с
сокрушением убедился, что они их не разделяют; напротив того, я был назван
ими мечтателем и глупцом, желающим ниспровергнуть вековечные и здравые
народные обычаи. Таких людей, как палач и его родные, все должны
сторониться, настаивали они, иначе и на них распространится проклятье.
Однако у меня хватило твердости духа не отступиться от своих взглядов. Я
кротко вопрошал, справедливо ли обращаться как с преступниками с людьми,
которые служат составной частью судебного механизма, предназначенного как