"Амброз Бирс. Рассказы (сб."В гуще жизни", "Может ли это быть", "Незначительные рассказы")" - читать интересную книгу автора

Пусть эта тварь безвредна, вид ее, во всяком случае, отвратителен. Она
была de trop - чем-то несуразным, в ней было что-то наглое. Драгоценный
камень не стоил своей оправы. Даже варварский вкус нашего времени и нашей
страны, загромоздивший стены этой комнаты картинами, пол - мебелью, а мебель
- всякого рода безделушками, не рассчитывал на появление здесь выходцев из
джунглей. Кроме того - невыносимая мысль! - дыхание этой твари
распространялось в воздухе, которым дышал он сам.
Мысли эти с большей или меньшей четкостью возникали в мозгу Брайтона и
побуждали его к действию. Этот процесс именуется у нас размышлением и
принятием того или иного решения. В результате мы оказываемся разумны или
неразумны. Так и увядший лист, подхваченный осенним ветром, проявляет по
сравнению со своими собратьями большую или меньшую сообразительность, падая
на землю или же в озеро. Секрет человеческих действий - секрет открытый:
что-то заставляет наши мускулы сокращаться. И так ли уж важен тот факт, что
подготовительные молекулярные изменения в них мы называем волей?
Брайтон встал с намерением незаметно податься назад, не потревожив
змею, и, если удастся, выйти в дверь. Так люди отступают перед величием, ибо
всякое величие властно, а во всякой власти таится нечто грозное. Брайтон
знал, что он и пятясь найдет дверь. Пусть чудовище последует за ним -
хозяева в угоду своему вкусу увешавшие стены картинами, позаботились и о
щите со смертоносным восточным оружием, откуда можно будет схватить то,
которое окажется наиболее подходящим сейчас. Тем временем беспощадная злоба
все больше и больше разгоралась в глазах змеи.
Брайтон поднял правую ногу, прежде чем шагнуть назад. В ту же минуту он
почувствовал, что не сможет заставить себя сделать это.
"Меня считают человеком отважным, - подумал он, - значит, отвага не что
иное, как гордость? Неужели я способен отступить только потому, что никто не
увидит моего позора?"
Он опирался правой рукой о спинку стула, так и не опустив ногу на пол.
- Глупости! - сказал он вслух, - не такой уж я трус, чтобы не
признаться самому себе, что мне страшно.
Он поднял ногу чуть выше, слегка согнув колено, и резким движением
опустил ее на пол - на вершок впереди левой. Он не мог понять, как это
случилось. Такой же результат дала попытка сделать шаг левой ногой; она
очутилась впереди правой. Пальцы, лежавшие на спинке, сжались; рука
вытянулась назад, не выпуская стула. Можно было подумать, что Брайтон ни за
что не хочет расставаться со своей опорой. Свирепая змеиная голова
по-прежнему лежала от внутреннего кольца к внешнему. Змея не двинулась, но
глаза ее были теперь словно электрические искры, дробившиеся на множество
светящихся игл.
Лицо человека посерело. Он снова сделал шаг вперед, затем второй,
волоча за собой стул, и наконец со стуком повалил его на пол. Человек
застонал; змея не издала ни звука, не шевельнулась, но глаза ее были словно
два ослепительных солнца. И из-за этих солнц самого пресмыкающегося не было
видно. Радужные круги расходились от них и, достигнув предела, один за
другим лопались, словно мыльные пузыри; казалось, круги эти касаются его
лица и тотчас же уплывают в неизмеримую даль. Где-то глухо бил большой
барабан, и сквозь барабанную дробь изредка пробивалась музыка неизъяснимо
нежная, словно звуки золотой арфы. Он узнал мелодию, которая раздавалась на
рассвете у статуи Мемнона, и ему почудилось, что он стоит в тростниках на