"Эрве Базен. Масло в огонь" - читать интересную книгу автора

искусно, что он совершенно сливается со стеной. Из шкафа он достает домашние
туфли-носки и надевает их с видимым удовольствием. Еще одна уловка
взломщиков: чтобы выиграть время, мы на четвереньках проползаем под
гобеленом. В гостиной - никого, мы быстро пересекаем ее, но по дороге мосье
Ом успевает окинуть комнату хозяйским взглядом - странным взглядом, ибо
поворачивается один только зрачок, темно-голубой, почти лиловый, другой же
остается неподвижным и кажется застывшим в задумчивости. Ковры вылизаны,
тщательно пропылесосены; сверкают серебряные светильники, блестит мебель,
начищенная полиролем "сибо". Прекрасно. На что, казалось бы, жаловаться? И
однако, нахмурив брови, он устремляется в галерею, целиком затянутую джутом,
мешковиной, цвет которой, по его мнению, настолько нейтрален, что "подходит
для больших поверхностей и служит выгодным фоном для любой картины". Но
картин - всего одна. "Не могу же я оставлять тут чьих-то предков, -
частенько говорил он. - Хватит и одной мешковины". И в самом деле, с его
стороны это не столько вызов, сколько напоминание, удовлетворение, рожденное
сознанием своих корней, горделивое смирение. Он проходит, высоко подняв
голову, вдоль пустых стен, до самого конца галереи. Я знаю, что там он
остановится перед единственным уцелевшим полотном, на котором, как считают,
изображен Гонтран де Сен-Ле - разряженный зверь, завоевавший в Кране такую
же репутацию, какой пользовался на юге Луары Жиль де Ретц. Мосье Ом
действительно останавливается.
- Ах, мерзавец Гонтран! - в который раз повторяет он. И делает то, что
я ненавижу: лезет в левый карман куртки - туда, где обычно носят бумажник,
достает плоскую фляжку и, высоко подняв ее, точно провозглашая тост, одним
духом - буль-буль - выпивает остатки своей ежедневной порции грушевой водки.
- Минутку! Я сейчас приду.
Здесь я всегда и жду его. Дальше располагается малая гостиная, где
всегда можно нарваться на мадам де ля Эй, которая меня не то чтобы не
выносит, но любит весьма умеренно, воспринимая не более как одну из тридцати
шести причуд своего мужа и дергаясь всякий раз, когда я в ее присутствии
называю его "крестным". И сколько я к ней ни подлизывалась, мне так и не
удалось ее приручить; папа - страховой агент - слишком мелкий чиновник, да и
мое свидетельство об окончании неполной средней школы не многого стоит. Так
что лучше уж я подожду возле "мерзавца Гонтрана", столь любимого мосье Омом.
Он двадцать раз рассказывал мне, что Гонтран - чудовище, ограбил уйму
монахов, спалил уйму деревенских, изнасиловал столько-то монахинь и
множество хорошеньких крестьянок, прежде чем оказаться на Гревской площади.
Физиономия у него свирепая, заросшая волосами, глаза дикого зверя, нос
острый, точно копье, но при этом - свежий цвет лица и широкая, исполненная
хлещущей через край энергии, неиссякаемой уверенности во всепрощении небес и
непререкаемого права как угодно потрошить страдающее человечество - улыбка.
Мосье Ом глядит на него всегда с восторгом, даже с завистью, и часто мне
кажется, что Гонтран вот-вот встрепенется и проревет: "Ну как, верзила,
весело тебе живется на наших землях?" Так воспользуемся же тем, что мы одни,
подойдем да и пощекочем ему нос. А вдруг ты чихнешь, рыцарь без страха и
упрека? Мой палец скользит по слою краски, испещренному тонкими трещинками,
и натыкается на шероховатость, образованную краем нагрудника, напоминающего
металлический бюстгальтер.

* * *