"Ирина Баздырева. Увидеть Мензоберранзан и умереть " - читать интересную книгу автора

привале настроил лютню, пройдясь по ее разболтанным струнам длиными
пальцами, затем, чутко прислушиваясь, подтянул их, после чего отдал Нике со
словами:
- Большего от нее уже добиться невозможною. Старая.
Ника схватила ее и уже больше не выпускала из рук, как ребенок,
получивший новую игрушку. Она упивалась пением. Для нее это было, словно,
глоток свободы. Ее песни были частичкой ее мира и исполняя их, она, в эти
минуты, как будто соприкасалась с ним. Может быть поэтому она пела с таким
пылом и страстностью. Иногда, какой-нибудь, разгоряченный вином, молодчик
вдруг решал, что мистрис поет только ему и для него и Харальд поднимался
из-за стола во весь свой немалый рост, что, частенько, сразу же остужало
пыл, но бывало и так, что приходилось доходчиво объяснять человеку, что
мистрис поет не только для него одного и, что не стоит путать песенку с
действительностью. Впечатленный статью варвара и тумаками своих же
товарищей, человек сразу смирел, не мешая веселью односельчан. Ведь не часто
в деревню заходили бродячие менестрели, которые предпочитали петь в замках
знати, где имели не только пристанище и сладкие яства, но и дорогие подарки
в виде туго набитого монетами кошелька. А уж, чтобы в деревне
останавливались, специально для того, чтобы повеселить добрых людей, такие
красотки, как эта мистрис и говорить нечего. Потом, после сделанного
варваром добродушного внушения, с ним всегда мирились, дружно распевая всем
кабаком: "Ну, что за кони мне попались чудо медленные..." Странно, но в
каждом селе и городках, публика, особенно, хорошо принимала именно эту
песню, она вообще мирила всех. "Хоть немного еще пос-стою на краю..." -
обязательно подпевал, какой-нибудь накачавшийся кислого грушевого сидра,
мужичок, стуча пустой кружкой об стол. А, уж потом весь трактир нестройно,
от души, орал "чую с гибельным востр-ргом - пр-ропадаю, про-опадаю!". А вот
от чего молодежь "угорала", так это от "Лета окаянного...", после исполнения
которой, всегда случались драки и потасовки, в конце концов Ника перестала
петь ее. Еще ей пришлось расстаться со своим передником и головным платом.
Она, не смотря на то, что была замужней женщиной вынуждена была распускать
свои роскошные волосы, чтобы скрыть свои эльфийские уши. Дорган, по
прежнему, предпочитал держаться в тени и без особой нужды не показывая, что
он дроу. И если Харальд и Борг приветствовали пение Ники, то Дорган и Ивэ
были куда как сдержанны.
Так, Ника с ее песнями, была благосклонно принята везде и ее новым
друзьям и дроу всегда был обеспечен радушный прием, как и сытный ужин с
веселой, дружески настроенной компанией. Так они дошли до города ***.
Движение на дороге стало оживленнее. Мимо них проезжали груженые и пустые
повозки, телеги, пронесся гонец в развевающемся от быстрой скачки плаще, не
обращая внимания на людей едва успевавшим уступать ему дорогу. Всадники с
притороченными к седлу доспехами торопились въехать в городские ворота
затемно.
И вот тогда, отстав, от шедшего впереди Харальда и Доргана, с Никой
поравнялась Ивэ.
- Послушай, я хочу попросить прощение за свои слова. Будь великодушна и
прости меня. Ты хорошо постаралась ради нас.
Ника была не столько польщена, тем, что Ивэ вдруг попросила прощение,
сколько удивлена, а дальнейшие ее слова заставили насторожиться.
- Скоро город и думаю, ни от кого из нас не убудет, если мы переночуем