"Марксистская анатомия октября и современность" - читать интересную книгу автора

«Государственный социализм» как догоняющий капитализм

В 1891 году под влиянием Ф. Энгельса немецкие социал-демократы включили в Эрфуртскую программу своей партии следующее положение: «Социал-демократическая партия не имеет ничего общего с так называемым государственным социализмом, системой огосударствления в фискальных целях, которая ставит государство на место частного предпринимателя и тем самым объединяет в одних руках силу экономической эксплуатации и политического угнетения рабочего.» (см. К. Маркс, Ф. Энгельс, Соб. соч., т. 22, с. 623). Ни программа Российской Социал-демократической партии, общая для большевиков и меньшевиков, ни программа Российской Коммунистической партии (большевиков) подобного положения не содержали, и российские марксисты почти совсем не занимались данным вопросом (как и, увы, марксисты-ленинцы вплоть до наших дней). Между тем созданное усилиями российских большевиков и их эпигонов общество оказалось как раз практическим воплощением этой известной немарксистской модели псевдосоциализма, на деле же — государственно-капиталистического монополизма.

Советский Союз никогда не был ни социалистическим государством, как то утверждают сталинисты, ни переродившимся рабочим государством, как считает большинство троцкистов. В результате национализации в стране возникла государственная монополия на средства производства и обмена, что еще далеко не означает обобществление (социализацию) собственности. Как предвидел Карл Маркс, «такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее», для такого рода «коммунизма» «общность есть лишь общность труда и равенство заработной платы, выплачиваемой общинным капиталом, общиной как всеобщим капиталистом. Обе стороны взаимоотношения подняты на ступень представляемой общности: труд — как предназначение каждого, а капитал — как признанная всеобщность и сила всего общества». (К. Маркс, Ф. Энгельс, Соч., т. 42, с. 114)

В СССР сохранялась классовая структура общества, в том числе промышленный рабочий класс, совхозный полупролетариат и постоянно сокращавшееся новообщинное колхозное крестьянство. Роль буржуазии при этом играл политически господствующий класс партийно-государственной бюрократии («номенклатура»), выполнявший, говоря словами Энгельса, «общественную должностную функцию совокупного предпринимателя» (см. там же, т.20, с. 184). Сохранялись товарообмен между государственными и колхозно-кооперативными секторами производства, розничная торговля и прочие атрибуты товарно-денежного хозяйства. Тогда как сам В. И. Ленин говорил: «Мы ставим себе целью равенство как уничтожение классов. Тогда надо уничтожить и классовую разницу между рабочими и крестьянами. Это именно и составляет нашу цель. Общество, в котором осталась классовая разница между рабочим и крестьянином, не есть ни коммунистическое, ни социалистическое общество» (см. ПСС, т. 38, с. 353) «Цель — создать социализм, уничтожить деление общества на классы, сделать всех членов общества трудящимися, отнять почву у всякой эксплуатации человека человеком» (там же, с. 385). «В результате НЭПа страна должна прийти к правильному социалистическому продуктообмену между промышленностью и земледелием», — считал он (см. ПСС, т. 44, с. 8), только тогда «фундамент социалистической экономики можно считать заложенным» (там же, с. 502), причем «переход от денег к безденежному продуктообмену бесспорен. Чтобы этот переход был успешно завершен, надо чтобы был осуществлен продуктообмен (не товарообмен)». (см. там же, т. 52, с. 22)

Цель государственного социализма, как отмечал Ф. Энгельс, — «превратить возможно большее число пролетариев в зависимых от государства чиновников и пенсионеров и организовать наряду с дисциплинированной армией солдат и чиновников такую же армию рабочих». «Принудительные выборы под наблюдением назначенного государством начальства вместо фабричных надсмотрщиков — хорош социализм», — возмущался он (К. Маркс, Ф. Энгельс Собр. соч., т.35, с. 140).

Но именно это и было в СССР. Характер труда рабочих оставался наемным — администрация нанимала работников и обладала реальной властью на производстве, а не наоборот. Прибавочный продукт отчуждался государственным аппаратом и им же перераспределялся. Между тем еще Маркс предупреждал: «Никакая форма наемного труда, хотя одна из них может устранить недостатки другой, не в состоянии устранить недостатки самой системы наемного труда» (см. там же, т. 46, ч. 1, с.62) Капитал, по его убеждению, «предполагает наемный труд, а наемный труд предполагает капитал. Они взаимно обуславливают друг друга; они взаимно порождают друг друга.» (там же, т.6, с. 444). А раз создается капитал, то рано или поздно появятся те, кто захочет владеть этим капиталом «как положено» — на правах частной собственности.

Утвердившийся в ходе реализации модели «государственного социализма» монопольно-государственный способ производства, основанный на наемном труде в промышленности, сфере услуг и значительной части сельского хозяйства, — тот своеобразный государственный капитализм, которого, по словам В. И. Ленина, «никакой Маркс и никакие марксисты не могли предвидеть» (ПСС, т. 45, с. 117) — оказался на деле путем отсталой, полуазиатской, России в современный капитализм.

Партийно-хозяйственная «номенклатура» выполнила объективно прогрессивную задачу организации крупной промышленности и увязывания ее с колхозно-кооперативным сектором в едином народно-хозяйственном комплексе; таким образом были преодолены экономические уклады, доставшиеся многонациональной стране в наследство от феодализма и даже дофеодальных способов производства.

Однако созданная за годы «социалистического строительства» громадная система управления с ее всепроникающим бюрократическим планированием была эффективна только при двух главных обстоятельствах: при не очень значительных номенклатуре и ассортименте промышленной продукции и при значительных объемах дешевого, с полукрепостническими рецидивами труда колхозников и полурабского труда миллионов заключенных в исправительно-трудовых лагерях, что позволяло взамен армии безработных сдерживать рост стоимости рабочей силы и занижать ее реальную цену на монопольном рынке труда.

По мере исчезновения этих двух факторов административно-командная система с каждой новой пятилеткой все более пробуксовывала, а к середине 1980-х годов и вовсе стала, выход из создавшегося тупика партийно-государственная верхушка поначалу пыталась найти в «перестройке», т. е. переходе, по примеру Китая, к модели «рыночного социализма», но тут же выяснилось, что большая часть «номенклатуры» не хочет поступаться при этом своими привилегиями и вообще привычным полупаразитическим образом жизни, что было бы неизбежно.

В развернувшейся борьбе «перестройщики» подняли тогда знамя «демократии и гласности» — разумеется, буржуазной демократии и буржуазной гласности, — попытались привлечь на свою сторону всех недовольных системой, в том числе наиболее эксплуатируемую часть рабочего класса, пробудив ее к политической деятельности. Роль проводника курса рыночных реформ при этом отводилась социально активной буржуазной интеллигенции, до того прилежно обслуживавшей нужды класса буржуазной бюрократии.

Именно в ходе перестроечной борьбы наиболее зрелая часть «номенклатуры» полностью осознала к началу 1990-х годов направление развития своего классово-эксплуататорского интереса и занялась — руками буржуазных либерал-демократов — приватизацией всего ранее созданного в СССР под ее руководством. Так завершилась в России эпоха буржуазно-демократической революции в широком смысле слова, начатая революцией 1905 года и закончившаяся августовской политической революцией 1991 г. На смену переходному государственному способу производства на основе наемного труда пришел стандартный рыночно-монополистический капитализм; закон стоимости одержал — вопреки чаяниям сталинистов — очередную убедительную победу в сфере товарного хозяйства, доказав несостоятельность любых товарно-денежных «моделей» немарксистского социализма — как государственных, так и рыночных.