"Николай Басов. Мир вечного полдня ("Мир вечного полдня" #1)" - читать интересную книгу автора

обошедший спасительную вишню, под которой летом он спал почти столько
времени, сколько помнил себя, с младенчества, а ночевал уже года три, с тех
пор как мама поддалась уговорам отца, что он - Рост - уже большой.
Итак, часы врали. Встали, пока он спал, и вот сейчас, почти в полдень,
пытаются утешить тем, что он еще может успеть на экзамен. Взвесив такую
возможность, Ростик нашел шлепанцы, вырезанные из старых кедов, и пошел в
дом.
- Мам, мама!
Никто ему не ответил. Он дошел до третьей, самой дальней, комнаты, где
размещалась родительская спальня, и с удивлением уставился на кровать. Мама
не убрала за собой постель - положительно, мир сошел с ума.
Ну, с отцом все понятно, он еще месяц назад ушел на какую-то свою
"летневку", потому что такая у него работа - он радиоинженер, связист,
"маркони" и вообще у них в городе личность легендарная, поскольку один из
немногих общался с живыми иностранцами, на зимовках. Знает три чужих языка и
говорит на них быстрее, чем по-русски. Его не будет почти до Нового года, да
и то если его не уговорят остаться на зимовку, то есть на весь год целиком.
Но вот почему мама проявила такое непривычное для себя вольнодумство,
вернее сказать - распущенность? Она главврач "Скорой помощи", у нее страсть
к чистоте и аккуратности - со студенческих времен. Что с ней-то произошло?
Ростик нашел крынку молока с куском хлеба, намазанным медом, чтобы хлеб
как следует пропитался, как он любит. Значит, она все-таки о нем подумала,
когда убегала невесть куда, невесть когда.
Над молоком на стене висели часы. Ростик даже поближе подошел. Так и
есть, четверть седьмого, он не мог опоздать на экзамены, потому что часы эти
отец выиграл на собачьих гонках года три назад на Аляске, они заводятся раз
в две недели, и точность хода у них сравнима с морскими хронометрами. Так
говорил отец, а значит, так и есть. В городе, говорил он, могли врать все
остальные часы, особенно в головах начальников, но эти показывали абсолютное
астрономическое время.
Но как же тогда быть с солнцем? Значит ли это, что сегодня, второго
июня шестьдесят седьмого года, в пятницу, день его первого и самого важного
из выпускных школьного экзамена, мир сделался каким-то другим? Отца бы
спросить, но он далеко, а установить прямую связь с ним почти невозможно,
потому что из их широт до Арктики "досигналить" очень трудно.
Одевшись в свои любимые брезентовые черные "техасы" с заклепками и
серую майку, Ростик торопливо сжевал хлеб, махнул рукой на раскрытые где-то
в середине учебники и вышел на улицу.
Их привычная Октябрьская улица одним концом уходила к парку Победы со
стадионом, а другим - к центру Боловска, где располагался райком, Дом
культуры и памятник вождю. Город был вовсе не так мал, как некоторые думали,
в нем имелись филиалы Воронежского университета и Харьковского политеха,
обсерватория и куча заводов.
Сейчас улица выглядела как-то не так, что-то в ней было странное. И не
потому, что их привычная скамейка, которую отец увековечил из кирпичей на
месте старой, деревянной, где он когда-то сделал маме предложение, выглядела
слишком резко, как на контрастной фотографии. И даже не из-за того, что
двухсотлетняя акация, нависшая над скамейкой, самое старое дерево в городе,
не дрожала ни единым своим листом, чего быть практически не могло. А потому,
что почти все жители улицы вышли к калиткам своих палисадничков и слишком