"Николай Басов. Чулков - первый ангел человечества." - читать интересную книгу автора

проспорили с фирмачами о его первом "заказном" полете.
Дочь не отходила от какого-то нового типа в кожанной куртке, который
ей, похоже, нравится, и который просил называть себя Гошей. Должность у
него звучала вполне обыденно - администратор. Он утверждал, что когда-то
работал в цирке. Это Чулкову нравится, он вообще цирк любит, только
стесняется признаться. А вот жене это было не по нраву, она почему-то
решила, что если парень из цирка, значит дурачек. А Чулков считал, что в
цирке нужно куда больше ума иметь, чем в этой Российской Думе, там артисты
своими жизнями за дурость расплачивались, а в Думе, похоже, никто и ничем.
Сначала перелет задумали с замахом - со Спасской башни на храм Василия
Блаженного, но на Храме не нашлось места для посадки. Да и Гоша не сумел
договориться об аренде Спасской башни, уж очень много запросили.
Пришлось прыгать из Царской башенки и, как было оговорено, лететь до
Мавзолея. На Царскую башенку жена согласилась с трудом, хотя Чулкову эта
идея очень нравилась, он давно хотел на ней побывать, к тому же, говорят,
с нее еще Наполеон на пожар московский смотрел.
Когда они, придерживая крылья, в окружении каких-то телевизионщиков,
поднялись сюда по тесным, и временами грязным степеням, тут оказался
какой-то мусор, старые носилки, в камни было ввинчено что-то, похожее на
ржавую подставку для турельного пулемета. Гоша объяснил - это киношники
давным-давно ввернули, когда фильм про взятие Кремля в семнадцатом
снимали. А потом не смотли вывернуть.
Потом стали готовиться. Дочь с Гошей остались на башенке, а вот жена
ушла на Мавзолей. При этом одна из камер последовала за ней, все время
помигивая глазком. Жену это утешала, она даже вести себя пыталась с
несвойственный ей добродушием, когда камера работала. И увела сына.
Тот хотел остаться, чтобы застегнуть ремешки, но Гоша сказал, будет
лучше, если это сделает дочь. Он тоже ее все время выставлял вперед,
наверное, пиарил, как теперь говорили.
Чулков разделся, оставшись в тренировочных и футболке. На ноги натянул
легкие черные кроссовки, он и не знал, что такие легкие бывают, пока ему
Гоша с дочерью не купили где-то за бешенные деньги, почти сто зелеными.
Потом вделся в крылья. Ремешки, как и было договорено, затянула дочь.
Почему-то Федор был уверен, что все пройдет как надо, но волновался.
Народу собралось слишком много, объяснил он себе. Люди запрудили
Красную площадь, стояли на Васильевском спуске, у "России", на мосту через
Москва-реку, а немного фигур виднелось даже на крыше Гума. В общем, не
полететь Чулков никак не мог.
Он опробовал крылья. Толпа внизу зашумела, кое-где почему-то
засвистели, наверное, в знак поддержки. И вдруг Чулкову стало ясно, что со
временен полететь будет невозможно. Он так и сказал, пожалев, что сына
рядом нет. Камеры, которые держали на плечах дюжие мужики без счета,
впрочем, умело не вылезая вперед, зафиксировали каждое его слово, каждое,
даже мельком, выражение лица.
Дочь дрогнула и спросила:
- Ну, сейчас-то можешь?


* ** *** ** *