"Людмила Басова. Каинова печать " - читать интересную книгу автора

как у алкоголика, а сердце бьется так, что начинает вздрагивать и
раздуваться зоб. У жабы тоже он раздувается, только, кажется, у жабы-самца,
когда он зовет свою самку.
И все-таки, как же доложить о звонке своему Благодетелю?
Раздумья прервал громкий, нервный стук в дверь.
- Скотина Митрохин, - определила Геля, но злости в ее голосе не было.
Не торопясь, пошла открывать дверь.
На пороге стоял действительно Митрохин, художник, чья мастерская была
расположена в соседнем подъезде, через стенку. Морда опухшая, руки тоже
трясутся, но совсем не по той причине, что у Гели, а по весьма понятной:
Павел Митрохин запойный пьяница. В мастерской не только работал (если
работал), но и жил, из семьи полгода назад ушел. Борода спутана, в пуху, как
и кудлатая голова, видимо, от порванной подушки. И все равно хорош,
мерзавец. Тряхнув русой шевелюрой, попытался сконцентрировать на Геле взгляд
синих своих изумительных глаз, прокашлялся, но спросить не успел.
- Нет его, не пришел еще, - опередила Геля.
- Тогда, это... - начал было художник, но Геля и тут не стала ждать:
- Без него ничего не дам.
- Геля!
Страдание разлилось по красивому, измученному жаждой лицу, синие глаза
затуманились слезою.
- Ну, Геля...
И сердце Гели дрогнуло. Открыв потайную дверцу маленького бара,
встроенного в шкаф для хранения кистей, достала почти полную бутылку
коньяка, налила в длинный, без ножки, хрустальный бокал, протянула Павлу.
Тот принял его сразу в обе ладони, стараясь не расплескать, осторожно поднес
ко рту, а выпив, довольно крякнул, потом одной ручищей обхватив Гелю за
плечи, притянул к себе и трижды громко, смачно поцеловал. Пахло от Павла
перегаром, потом и заношенным бельем, но Геле этот запах вовсе не был
противен. Наоборот, прильнув на мгновение к художнику, она поспешила
вдохнуть, втянуть его в себя, потом резко отстранилась:
- Ну, иди теперь...
Это было ее чудное мгновенье. Опять в который раз подумала: "Надо же,
расцеловал, не побрезговал. Не противно ему... Благодетель - тот не
поцелует, да что там, пальцем до нее не дотронется". Заплакала, но слезы у
нее теперь товар недорогой, это тоже свойство ее болезни - слезливость, как
и неоправданные вспышки гнева. Услышав знакомый перестук тросточки, быстро
схватила швабру и скрылась в ванной. Там, прижавшись к стене, платком
вытерла покрасневшие глаза и начала возить тряпкой по полу, подождала, пока
Благодетель не позвал:
- Геля!
Вышла, разулыбалась, хотя знала, что не будет Благодетель отвечать на
ее улыбку, да и вообще смотреть в ее сторону. Оттого заторопилась, не давая
ему увернуться, как бы цепляясь своим взглядом за его взгляд.
- Вам тут звонили, я не успела еще сказать, что вы не пришли, а он
сразу: Здравствуй, Каин, это брат твой, Авель...
- Кто-кто?
- Ну, Авель.
- Что за ерунду ты говоришь, Геля, не пойму я. Ну-ка еще раз...
Геля повторила, медленно, выдерживая паузы между словами, подстраиваясь