"Андрей Басирин. Тень Аламута " - читать интересную книгу автора

Но Иса! Иса-кровопийца. И пустыня. Разве может быть что-то страшнее?
Одеревенелыми руками Марьям зашарила в пыли, собирая проклятые монеты.
Перстень отыскать оказалось труднее всего: тот завалился под иссохший
собачий череп. У камня лежал подрагивающий сверток размером со спеленатого
младенца, Марьям захватила и его.
Хасан, напомнила она себе. Добром не вышло, значит, колдовством
придется. Но Хасан будет принадлежать ей.
С трудом переставляя ноги, девушка побрела среди могил. Камни смотрели
в сторону Мекки слепыми мордами, а Марьям всё шла и шла, прижимая к груди
узелок. В голове билось одно: вдруг запищит? Вдруг кто услышит?
Тогда убьют на месте. Не камнями - мечом.
- Кого ищешь, красавица? - прозвучало за спиной. - Уж не меня ли?
Марьям обернулась. Существо, что стояло среди могил, несомненно, было
когда-то женщиной.
Светлые пряди волос рассыпаются по плечам. Белая ткань савана словно
светится изнутри - добрый, ласковый свет. Темные дыры глаз и носа не дают
отвести взгляд. Присмотришься - увидишь рай, там праведники ликуют. Жемчужно
поблескивает лунный свет на щеке. Отражается, словно от драгоценной шкатулки
слоновой кости.
- Мамочки!..

БРАЧНАЯ ЛЯМКА ХАСАНА МАНБИДЖСКОГО

Душно повелителю манбиджскому. Ох, тошно!
Луна бросает в окно горсти белого серебра. Дым курильницы перламутровой
струйкой вьется. Казалось бы, живи и радуйся! А вот не жизнь Хасану. Не
любовь. Потому что россказни о Сулеймановых гаремах, наполненных прекрасными
женами и невольницами, - это всего лишь россказни. Действительность куда
горше.
Этой ночью настала очередь Лямы. Старухи увели плосколицую харранку в
баню и полночи измывались над счастливицей. Мази, притирания, благовония.
Розовая вода, будь она неладна!.. Багдадские румяна, сурьма, амбра.
О Аллах!
А ведь есть еще шелка и бархат. Украшения золотые и серебряные. Эта
верблюдица, поди, полночи перед зеркалом провертится, прихорашиваясь! Хасан
на дворцовых приемах так не маялся, как здесь, в ожидании, пока жена
приготовится к исполнению супружеского долга. И так происходило с каждой. Не
исключая и тридцатипятилетнюю старуху Имтисаль.
А ведь ему всего тридцать! О жизнь, достойная пса и паука, вместе
взятых.
Правитель наподдал ногой по узорчатому хорасанскому столику. Зимние
яблоки разлетелись по комнате. Графин сочно лопнул, словно спелый арбуз;
шербет потек по ковру, наполняя воздух приторным сливовым ароматом. Это
Имтисаль. Так ей!
От второго пинка перевернулся шкафчик с книгами и разной мелочовкой:
кубками, статуэтками, цепочками. Тревожно закачалась на цепях масляная
лампа. А это Балак.
Правитель огляделся, ища, кого бы пнуть вместо проклятого крестоносца
Жослена, но тут в дверь постучали.
- Входи! - зарычал Хасан. - Входи же во имя Аллаха! - и замер у двери,