"Сергей Алексеевич Баруздин. Речка Воря" - читать интересную книгу автора

мужчины умней и серьезнее женщин, что они никогда не способны на такие
глупые мысли и разговоры, которых она наслушалась и до войны, и в войну,
пока работала с девочками в райисполкоме. Ну чего они только не говорили,
чего не придумывали, чего не обсуждали, хотя многие были старше ее, и
значительно старше - на три, четыре, а то и на шесть лет, как Фаня
Залманова, например.
Себя она никогда не считала умной, скорей - наоборот, и страдала от
этого, не всегда, правда, а временами, но на такие дурацкие разговоры она
никогда бы не пошла...
Немцы приутихли. Слава поправил шапку, улыбнулся ей и опять закурил:
- Ну как?
- Хорошо, - почему-то ответила она.
- Слушай, а какое сегодня число? - вдруг спросил он. - Темнеет уже...
- Третье марта сорок второго года, а что?
- Сорок второго! Ясно, не сорок первого! - сказал он. - Забавно!
Третье марта... А у меня, Варюша, день рождения...
Она не знала, что делать. В окоп свесилась ветка сосенки, совсем
молодой, чахлой. Она отломила ее:
- На, тебе!
- Умница ты, спасибо! - сказал он. - Я вот ее...
И он положил ветку на край окопа под ствол автомата.
Потом стреляли по немцам и слева и справа от них. Стреляли и Слава с
Варей. Ей казалось, что стреляли наугад, хотя сама она целилась, очень
старательно целилась, как на курсах. Там она даже считалась отличным
стрелком.
И все же ей было чуть боязно. Наших в этом окопе было совсем немного.
Справа от нее, она знала, четверо. Слева от Славы - трое. Так уж
случилось, что они оказались здесь в меньшинстве, а сколько было перед
ними немцев - неизвестно. Ведь никакой передовой здесь и не
предполагалось, она должна была быть, по крайней мере, в пяти - семи
километрах отсюда, а потому и частей наших тут не было.
Но размышлять об этом долго она не могла. И вообще думать - это
никогда не было в ее характере. И раньше жила как-то так, и потом. А
сейчас... Надо просто вести себя, как Слава. Есть окопчик, довольно
примитивный окопчик у края оврага, и их девять. А на том краю страшно
заметные на снегу немцы. Слава знает, что делать. И она должна знать. И
она будет вести себя так же, как он. Во всем. И сейчас особенно.
"И чего они лезут, - подумала Варя, - когда у нас со Славой все так
сложно и нехорошо получилось!" Но тут же отогнала от себя эту мысль.
"Наверно, все это опять несерьезно и по-детски... Сейчас, на войне, нельзя
так!.." Вспомнился отец, которого она не видела мертвым, а лишь знала, что
он погиб от немцев. Вспомнилась Москва. Москва осени сорок первого. Все
вспомнилось и все забылось: немцы впереди стреляли.
И она тоже стреляла в них, теперь, кажется, более точно, чем
несколько минут назад.
А небо над ними было прежним - не голубым и не серым, чистым и не
совсем чистым, а с какой-то грязинкой. Как на далеких школьных акварельных
рисунках. И небо было так же далеко, как далекое детство. А немцы были
близко, двести, а может, и сто пятьдесят метров от их окопа, от Славы, от
нее.