"Дональд Бартельм. Флоренс Грин - 81" - читать интересную книгу автора

угодно: будь то кряхтение тверди земной (приобские толчки) или межличностные
отношения (Баскервилль и эта нонвенькая). И мы прямо таки "осязаем", как
много напряга в мире. Или даже в совершенном экземпляре меня. С животом как
сжатый кулак. Замечаете подхалимаж? Единственый способ его расслабить, я
имею в виду желудок, - влить туда кварту джина "Фляйшман". По моему, вообще
отличный способ снимать напряжение. Благословляю вас, забегаловки, дарующие
"Фляйшман" на всех углах Санта-Аны и всяких прочих городишек! Без дураков.
Новенькая - тоньше тонкого. Со здоровенной грудью, сигналящей из
вынреза, и черными дырами вокруг глаз, многообещающих глаз. А уж как рот
откроет, такие жабы полезут... Я борюсь с искушением задрать майку и
обнрушить на нее великолепие своего пресса, бицепсов и всего грудинно
пленчевого пояса. Джексон считал себя уроженцем Южной Каролины, что и
запинсал его биограф Эймос Кендалл: мол, родился в округе Ланкастер. Но
потом появился Партон со своими документами. И Джексон заново родился. В
Союзнном округе, Северная Каролина, а оттуда до границы с Южной меньше
четнверти мили. Джексон - мой идеал. Мне даже наплевать на современные
слунхи, что у него были паршивые трицепсы. Вот такой я. Культурист, поэт,
почитатель джексонова тулова, отец одного аборта и четырех недоношенных. Ну?
У кого из вас столько же подвигов и ни одной жены? Баскервиллю тяжко не
только в этой его Школе Известных Писателей в Вестпорте, Коннектикут. Ему
везде тяжко. Потому что он - тормоз. "Тормозит парень, однако," - сказал его
первый учитель. Второй был категоричней: "Этот парень тормонзит по всей
трассе". Третий оказался самым честным: "Просто какой-то сункин тормоз, мать
его!" Главное, все они были чертовски правы. Пока я изучал Эндрю Джексона и
аборты, толпы вас шатались по улицам Санта-Аны, штат Калифорния, и прочих
городишек, и ведать не ведали обо всем этом. "В случаях, когда пациент
воспринимает доктора, как мудрого и многоопытнного собирателя
психологического материала, знатока экзотических привынчек, у него нередко
возникает тенденция представить себя красочней, экснцентричней (или
безумней), чем на самом деле. Или он острит напропалую, или фантазирует."
Сечете? В журнале навалом такой фигни, вползающей в извилины. Я, конечно, не
стал бы открыто и печатно защищать джин Фляйшнмана, как способ снять
напряжение, но действительно как-то раз опубликонвал статью под заголовком
"Новое мнение об алкоголе", написанную одним моим талантливым знакомым
алкашом и вызвавшую поток одобрительных, но тщательно составленных писем от
тайных пьянчуг с факультетов психологии по всей этой огромной, сухой и
неверно понятой стране...
"Просто какой-то сукин тормоз, мать его!" - отметил его третий учинтель
на обсуждении специального курса для студентов-тупиц. Имя Баскернвилля в
этом списке, так сказать, занимало одно из почетных мест. Молондой
Баскервилль, вечно кривящийся от песчинок, которые морской ветер сунет ему в
техасские глаза, как счет за бесплатный солярий. С ручонками, судорожно
сжимающими брошюрки на 20 баксов, выхаренные конторой у Джо Вейдера.
(Интересно, думал Баскервилль, а эти борцы с кошмаром - они понхожи на
пожарников? они что, правда с кошмаром борются? или наоборот его создают?
Последнее - явно баскервилльский план-максимум). Представляете тип?! Даже
тогда вынашивал замысел романа "Армия детей", для чего и понсещал лекции, на
которых его учили писать. "Вы далеко пойдете, Баскернвилль," - брякнул
секретарь приемной комиссии, а восхитительные резульнтаты творческого
конкурса лежали перед ним непроверенными. "Теперь - марш в бухгалтерию."