"Стивен Барнс. Плоть и серебро " - читать интересную книгу автора

это виски было - только распивочно, не навынос.
И потому он сидел себе, отлично сознавая, что является центром
внимания, наслаждаясь статусом почетного гостя, которым пользуется труп в
секционной. Былые коллеги кидали на него со всех сторон ледяные взгляды,
намеренно шепчась с такой громкостью, чтобы до его ушей дошло. Им не надо
было смотреть на нагрудный значок серебристого биометалла, чтобы понять, кто
он. Больницы похожи на маленький городок, где все всё про всех знают. Вести
расходятся быстро. Париям уединение не полагается. Правила профсоюза.
Может, бергманские хирурги чего-то и теряли, или им чего и не хватало
(список внушительный), но их несчастливая заметность не изменяла им никогда.
А вот чего не знают эти дураки - это как мало теперь для него значат и
их ненависть, и их презрение.
Его пустой и безразличный взгляд упал на сидящую в углу пару,
хмурившуюся в его сторону. Женщину он вроде бы узнал - это ее он видел днем.
Из сердечнососудистой хирургии? У него только сохранилось впечатление от
хищного ястребиного лица и желчных комментариев, частично по-арабски.
Он приветственно поднял бокал в ее сторону, усмехнулся и подмигнул,
будто по поводу какой-то шутки, понятной им обоим, потом отпил виски на три
пальца. Ее лицо сомкнулось подобно сжавшемуся кулаку.
Марши едва заметил. Внимание его снова вернулось к согревающему изнутри
алкоголю. За много лет для всех мест, которые он повидал, у него выработался
единственный критерий: А какое там пойло?
Так вот, этот буфет был чудесным. Лучшим из лучших.
А во всем остальном госпиталь был неотличим от предыдущего и будет
неотличим от следующего. Те же стерильные коридоры сталь-камень-керамика,
которые его глотают, а потом выплевывают. Те же бесчувственные незнакомцы -
его пациенты. Те же размытые недовольные лица, разъяренные его
присутствием - да и вообще его существованием, ждущие в нетерпении, пока он
смоется. Те же услышанные вполуха мерзкие замечания в спину, летящие по
пятам, встречающие и провожающие. Утром, сейчас, в следующий раз; и только
моменты прошлого, настоящего и будущего завивались обратно тренажерной
дорожкой Мебиуса, и по этой дорожке надо было топать вслепую из сюда сюда
же, хоть и пролетая миллионы километров.
Он знал, что сейчас находится в госпитале Литмена, но лишь потому, что
на тарелке была эмблема. А вообще - просто название. И он не испытывал ни
малейшего любопытства насчет того, куда его пошлют отсюда. Как и все равно
ему было, где он был раньше, и почти все эти места неотличимы от того, где
он сейчас.
Почти, но не все.
Улыбка Марши скривилась в гримасу, и он налил себе снова. Половина
бокала исчезла одним глотком.
Являясь одним из едва ли тридцати выживших бергманских хирургов и
следуя в качестве такового графику маршрутов, определенных для него
Медуправлением - отделом Комитета Космического Управления ООН, которое
занималось всеми вопросами здравоохранения вне Земли, Марши вел жизнь,
которая резко делилась на две части.
Девяносто девять ее процентов составляло одиночество. И безопасность.
Эта жизнь шла дома, на борту автоматизированного корабля, пересекающего во
все стороны пустыню вакуума между людскими анклавами, от больницы к
больнице, от пациента к пациенту. И к этой жизни он приспособился почти в