"Наталья Баранская. Деликатный разговор " - читать интересную книгу автора

слежавшуюся в руке пятерку.
- А? Хорошо. Положите на стол. Так вот я хочу поговорить о вашей
дочери, о Галине. Нехорошими она делами занимается.
- Что ж... такое? - спросила Зоя Тихоновна, и голос ее сломился, а
бледно-голубые глаза, окруженные сеточкой морщин, испуганно раскрылись.
- Имеются факты, что она расставляет ловушку Алексею Ивановичу.
Алевтина Павловна говорила о своем зяте, который жил здесь, на даче.
- Как именно... "ловушку"?! - испугалась Зоя Тихоновна еще больше. -
Нет, что вы, Галя на такое не способна.
Она на минуту представила вместе дочь - бледную, худую, замученную
работой, учебой, невзгодами - и красивого, крупного, всегда щеголеватого
Алексея Ивановича, и все, что она слышала сейчас, показалось ей таким
нелепым, таким смешным, что слабая улыбка пробилась сквозь испуг и чуть
тронула ее губы.
- Подождите смеяться, как бы потом не заплакать, - резанула Алевтина
Павловна. - Вы, конечно, не верите?.. Так вот, знайте - люди их видели.
- Где видели? - вновь слабея от страха, спросила Зоя Тихоновна.
Почему-то у нее выговорилось "где", хотя спросить она хотела другое - "что
видели". - Где ж их видели люди?
- Видели их на Московской.
"Московской" когда-то называлась главная улица этого зеленого городка,
прославленного красотами природы, памятниками древнего зодчества, а также
именем знаменитого писателя, когда-то здесь жившего. Теперь Московская
называлась "Проспект Гагарина". На проспекте были расположены все магазины,
почта, автобусная станция, аптека и поликлиника, по нему проходил весь
транспорт.
Зоя Тихоновна, успокоенная тем, что дело происходило в таком людном и
шумном месте, старалась незаметно вздохнуть поглубже, чтобы унять
сердцебиенье.
- Нет-нет, вы слушайте. В понедельник утром ваша дочь шла к автобусу, а
мой зять как раз поехал в Москву. Она его увидела и - представьте! - вдруг
рукой ему замахала, так, запросто, как своему какому-нибудь приятелю. А он
сразу же останавливается. А она бежит к нему и еще кричит на всю улицу: "С
добрым утром!" А он ей даже дверцу открыл, подумайте только - и ждет! А она
садится как ни в чем не бывало. И уезжают вдвоем...
- Что ж тут такого уж плохого, Алевтина Павловна? Ну, посадил ее по
дороге, так ведь попутно же...
- Нет, уж вы, пожалуйста, не переводите разговор на другие рельсы: мы
не о зяте моем говорим, а о вашей дочери. Это она махала и его
останавливала, и бежала за ним. Не он - понимаете? - а она. И все это люди
видели и уже говорят.
- Кто ж видел-то? - нечаянно перебила Зоя Тихоновна. Совсем не нужно ей
это было.
- Ах, вы мне не верите? Пожалуйста: Нюра из табачного ларька видела,
Матрена Федосеевна видела - она шла из молочной.
- Матрена Федосеевна любит пересужать... - робко вставила Зоя
Тихоновна.
- Опять же вы переводите разговор в другую плоскость, - повысила
Алевтина Павловна голос, и румянец ее стал густеть, - мы - о - дочери -
вашей - сейчас - говорим - о - ее - поведении.