"Наталья Баранская. Черныш и другие " - читать интересную книгу автора

Серебристо-голубая, светящаяся Мариша открыла дверь лаборатории в 9
часов 35 минут (простим ей пять минут опоздания!). Она вошла последней. Все
стояли в коридоре, будто ее встречая. Мариша излучала такой свет, что
лампочка у входа (между прочим, стосвечовая!) померкла до уровня жалкой
коптилки. Первые секунды все молчали, ослепленные.
- Куда это ты собралась? - с трудом выговорила Элла.
- К Любимову, - просто ответила Мариша. (Неважно, что она пойдет к
Любимову потом, когда будут билеты.)
- Ах ты моя милая, - растрогалась тетя Груша. - Иди, иди к любимому.
Пора уж тебе, пора. Он-то, поди, ждет, он-то, поди, радуется, в окошечко
глядит да часы считает...
Никто не засмеялся. Странно, но все услышали сказанное Маришей именно
так - она идет к любимому.
С полминуты все стояли как завороженные перед Маришей, проникаясь
светлой новостью. Черныш потерся о ее ноги и, слабея от нежности, лег перед
ней, уткнувшись мордочкой в белые туфли. Михмихыч поглядел на котенка и
что-то неуловимое о сути верности и любви пронеслось в его мыслях.
Потом все разошлись и стали работать.
Черныш посидел у Мариши и пошел к Михмихычу, Вскоре до Мариши стали
доходить обрывки их беседы. Интонации Михмихыча показались ей горестными. И
еще что-то новое слышалось в разговоре. Обращаясь к котенку, Михмихыч не
называл его больше "зверем". "Да, брат, жизнь сложная штука, - говорил он. -
Видишь, брат, как нескладно получается..." А что именно получается нескладно
и кто виноват в этом, он не договаривал.
День шел к концу. В лаборатории установилась сосредоточенная рабочая
тишина. Все были поглощены делом. Мариша, проведя очередной опыт с
дрозометром и абсорбером, села за стол - записать результаты. И только она
пометила в большой тетради число и час, как мягким, но сильным прыжком на
стол вскочил кот. В зубах у него трепетала полузадушенная мышь. Котенок
положил свою добычу на тетрадь к Марише. Он был горд, он был счастлив! Дар
его был бескорыстен - он ждал только похвалы. Но Мариша вскочила, оттолкнув
стул, стул полетел на пол, задел шнур настольной лампы, и она рухнула, звеня
стеклом и металлом, Черныш взвился в прыжке, оставляя добычу людям, и чуть
не сбил Маришу.
В крайнем ужасе Мариша вылетела из комнаты и сразу же наскочила на
Михмихыча. Он бежал к ней со всех ног. "Авария! Замыкание? Взрыв?" Сердце
его стучало.
Мариша всхлипнула и прильнула к нему. Она дрожала, она не могла
говорить. Михмихыч крепко-накрепко обхватил ее руками. Его подбородок
касался ее шелковистых волос. Волосы пахли чем-то знакомым, забытым, нежным.
То ли травой, нагретой солнцем, то ли березой, омытой дождем. Запах этот
напомнил ему далекое детство, время большой, единственной любви к самой
дорогой, самой прекрасной, самой родной женщине. (Мы все испытали ее.)
Михмихыч подбородком приподнял Маришину голову и стал целовать ее лоб,
брови, глаза, щеки. Он долго не отрывался от свежих и нежных ее губ, и они
вздрогнули, отвечая.
А потом, отпустив ее, Михмихыч выговорил с трудом что-то похожее на
"ачто-атам-акак-асчем - аслучилось?!"
Все остальные события, не вошедшие в рассказ. Через два месяца Мариша и
Михмихыч поженились. Говорят, у них на свадьбе было необычайно весело.