"Джулиан Барнс. По ту сторону Ла-Манша" - читать интересную книгу автора

понять основные принципы Кинетического Импрессионизма. Чертовы господа
таможенники, возможно, именно сейчас слушают результат. Он уже написал в
Кале, объясняя положение вещей. Он телеграфировал студии грамзаписи,
спрашивая, нельзя ли контрабандно выслать еще один комплект. Он
телеграфировал Боулту, прося использовать его влияние, чтобы ему все-таки
удалось услышать исполнение своей сюиты, прежде чем умрет. Аделине не
понравился текст телеграммы, но теперь Аделине мало что нравилось.
Она стала докукой. В первые годы их близости, в Берлине, а затем на
Монпарнасе, она верила в его творчество и верила в его жизненные принципы.
Позднее она превратилась в ревнивую, придирчивую собственницу. Будто отказ
от собственной карьеры сделал ее знатоком и судьей его карьеры. У нее
появился небольшой репертуар кивков и поджимания губ, опровергавших ее
слова, произнесенные вслух. Когда он объяснил ей план и цель "Четырех
английских времен года", она отозвалась почти дежурной фразой: "Я уверена,
Леонард, это будет прекрасно", но шея у нее напряглась, и она с излишней
сосредоточенностью вперила взгляд в штопальную иглу. Почему не сказать то,
что ты думаешь, женщина? Она стала скрытной, уклончивой. Например, он был
уверен, что в эти последние годы она начала бухаться на колени. Punaise de
sacristie[1] - съязвил он. Ей это не понравилось и еще больше не
понравилось, когда он разгадал другой ее маленький секрет. "Никаких попов я
видеть не желаю, - сказал он ей. - А точнее, если я хотя бы учую попа, то
отделаю его каминными щипцами". Ей это не понравилось, о нет. "Мы теперь
старики, Леонард", - промямлила она.
"Согласен. И если я не отделаю его каминными щипцами, можешь считать
меня маразматиком".
Он застучал по половицам, и примчалась горничная, как ее там.
- Номер шестой, - сказал он.
Она знала, что отвечать нельзя, и только кивнула, завела ЭМГ, поставила
начало "Сонаты для альта" и следила за неподвижным продвижением иглы, пока
не настал момент для гибких и натренированных кистей перевернуть пластинку.
У нее хорошо получалось, у этой: кратчайшая пауза на переходе, и музыка
зазвучала снова.
- Мерси, - буркнул он, отсылая ее.
Вернувшись, Аделина, как всегда, вопросительно посмотрела на
Мари-Терезу.
- Шестой номер, - ответила горничная.
Первая часть "Сонаты для альта". Значит, он рассержен; либо это, либо
внезапный страх за свою славу. Она научилась понимать стенографию его
требований, угадывать его настроения по музыке, которую он выбирал. Три
месяца назад он в последний раз слушал Грига, два месяца назад - Шопена. С
тех пор никого, даже своих друзей Бузони и Сибелиуса. Только музыку Леонарда
Верити. "Второй концерт для фортепьяно", "Берлинская сюита", "Фантазия для
гобоя" (в исполнении боготворимого Гоосенса), "Языческая симфония", "Девять
французских песен", "Соната для альта"... Она понимала артикуляцию его
произведений, как когда-то понимала артикуляцию его тела. И она признавала,
что, в общем, он понимал, что в его творчестве было лучшим.
Но только не "Четыре английских времени года". Едва он заговорил об
этой своей идее, а затем выстучал ее исхудалыми пальцами на рояле, она
подумала, что замысел неудачен. Когда он рассказал ей, что будут четыре
части, по одной на каждое время года, начиная с весны и кончая зимой, она