"Джеффри Барлоу. Дом в глухом лесу ("Северные огни" #2)" - читать интересную книгу автора

новость я воспринял с энтузиазмом и некоторой долей опасения. Разумеется, я
с нетерпением предвкушал возможность побывать в незнакомом месте, в дальнем
уголке карты. Однако в путешествие вроде этого так вот сразу, очертя
голову, не отправишься, тем паче если речь идет о человеке устоявшихся
привычек вроде меня; кроме того, по слухам, на дорогах было неспокойно, а
от неприятностей такого рода я стремился по возможности держаться подальше.
Тем не менее очень скоро стало понятно, что поездки не избежать: долг
подсказывал мне лично осмотреть собственность, завещанную дядей. Так что,
передав свои дела в опытные руки поверенного и нескольких слуг и
распрощавшись с друзьями (как я надеялся, не навеки), одним темным и
холодным утром я уселся в карету "Каттермол" - и отбыл в путь.
В час столь ранний экипажей на улицах почти не попадалось, так что
карета катилась вперед довольно быстро и очень скоро выехала за пределы
города. Вороний Край остался позади, а впереди расстилалась большая дорога!
И внутри кареты, и на империале пассажиров было немного, так что мне
удалось занять местечко у окна. Напротив меня устроился некий джентльмен
возраста ближе к пожилому, чем к среднему, хотя, как я узнал впоследствии,
выглядел он куда старше своих лет; ибо в придачу к дорожному платью на
бледном лице он носил маску тревожной озабоченности, которая то и дело
сменялась выражением мрачной задумчивости; все это наводило на мысль о
тяжком бремени лет. На протяжении долгого времени джентльмен не проронил ни
слова, отвечая на мои шутливые замечания разве что кивком или сдержанной
улыбкой, как я подозреваю - лишь учтивости ради. Сам он неотрывно глядел в
окно, хотя с моего "наблюдательного пункта" казалось, что проносящиеся мимо
пейзажи нисколько его не занимают, ибо взгляд его оставался неподвижен. То,
что спутник мой настолько погружен в себя, я списывал на ранний час или,
может статься, на какое-нибудь дело неприятного свойства, заставившее его
покинуть город; так что, если бы я не старался изо всех сил, сдается мне,
большую часть утра я бы так и провел в молчании (слева от меня громоздился
живой тюк покрупнее, а напротив него - тючок помельче; оба, едва карета
выкатилась со двора, мгновенно погрузились в сон). Однако же после всех
моих обхаживаний и улещиваний задумчивый джентльмен выдавил-таки из себя
несколько равнодушных замечаний о погоде, каковая в это время года обычно
менялась резко и неожиданно, вовсе не считаясь с нуждами рода
человеческого. Рассветное марево развеялось, мир озарял мягкий солнечный
свет, мы карабкались в предгорья - и до чего же славно было наконец-то
вырваться из тенет прибрежных туманов, что густой пеленою лежат вокруг
Вороньего Края, города, который угнездился на гигантском мысу, выдающемся
далеко в море, и потому находится в полной власти капризной природы.
К вечеру мы далеко углубились в горы. Впереди вздымались резко
очерченные громады скал, пестрые, отливающие синевой и пурпуром; по этой
черте в них не составляло труда опознать Талботские пики. Эта протяженная,
изрезанная каменная завеса, увенчанная снегом под стать припудренным
шевелюрам столь многих неуклюжих лакеев, обозначила собою границу
Талботшира - графства, лежащего между Вороньим Краем и конечной целью моего
путешествия. Среди его прохладных сумрачных ущелий нас поджидали бессчетные
отвесные обрывы и зияющие пропасти; несколько раз на каком-нибудь особенно
кошмарном повороте дороги я готов был поклясться, что карета вот-вот
перевернется. Однако кучер наш правил уверенно, и столь же уверенно ступали
лошади, так что всякий раз мы выходили из испытания живыми и невредимыми.