"Клайв Баркер. Явление тайны" - читать интересную книгу автора

смерти - это были великие банальности, заполняющие эстрадные песенки и
"мыльные оперы". Но здесь речь шла о другом, о том, что скрывалось в каждом
сороковом, или сотом, или тысячном письме с лунатической бессистемностью.
Но нет - в этой бессистемности скрывалась своя система, и каждый из пишущих
искал ее собственным безумным путем.
Ясно было пока лишь одно: мир не таков, каким он кажется.
Господствующие повсюду силы (власть, религия, медицина) не смогли целиком
взять его под свой контроль. Всегда находились мужчины и женщины, сумевшие
избегнуть их широко раскинутых сетей, найти окольные пути, сбить со следа
гонящихся за ними собак. Эти люди не пользовались телефонами и не
осмеливались собираться в группы больше чем по двое из страха привлечь
внимание. Но они писали. Не могли не писать, словно тайны, которыми они
владели, жгли их и рвались наружу. Иногда они знали, что погоня дышит им в
затылок, и пользовались последней возможностью что-то сказать, прежде чем
их схватят, исколют наркотиками и упрячут под замок. Иногда такие послания
рассылались в лихорадочной спешке по случайным адресам в надежде, что
чей-нибудь неискушенный ум поддастся их воздействию. Это мог быть
бессвязный поток сознания или подробный рецепт изменения своего внутреннего
мира при помощи сексуальной магии или дурманящих грибов.
В письмах говорилось об НЛО и зомби, о пришельцах и оживших
мертвецах - эти надоевшие сюжеты из "Нэшнл Инкуайер" использовались и для
того, чтобы скрыть суть очередного послания. После внимательного, длящегося
иногда неделями, изучения таких писем Джейфу удавалось выявить их подлинный
смысл. Он вошел во вкус и, когда Хоумер распахивал дверь, чтобы втащить
очередные мешки с почтой, он не досадовал на дополнительную работу, а
скорее радовался. Чем больше писем, тем больше сведений, тем больше шансов
найти разгадку тайны. Долгими зимними днями, соединяющимися в месяцы, он
все больше убеждался, что это именно тайна, а не множество отдельных тайн.
У всех авторов, писавших о Завесе, были свои способы ее построения, свои
методы и метафоры ее описания, но порой какофония разрозненных голосов на
миг сливалась в единый хор.
Тут не было речи о любви - во всяком случае, о сентиментальной любви
из песенок. И о смерти, как ее понимают люди. Речь шла о каких-то рыбах, и
о море (иногда о Море всех морей), и о трех путях его преодоления, и об
острове, который Платон называл Атлантидой, но он был известен и под
многими другими именами. И о конце света, который одновременно является и
новым началом. И еще об Искусстве.
Над этим термином он ломал голову дольше всего. Искусство именовалось
в письмах по-разному - великое Делание, Запретный Плод, Мука Леонардо или
даже Палец в пироге. Но все это было одно Искусство. Искусство без Творца.
В этом и заключалась тайна.
- Ну, как тебе здесь? - поинтересовался однажды Хоумер.
Джейф оторвался от своей работы. Вокруг него лежали стопки писем. Его
кожа, никогда не имевшая особенно здорового цвета, побледнела как пожухшая
бумага.
- Нормально, - ответил он, опасливо глядя на начальника. - Что,
привезли еще?
Хоумер долго молчал. Потом открыл рот.
- Ты что-то скрываешь, Джейф.
- Скрываю? Да нет, что вы!