"Клайв Баркер. Они заплатили кровью (Сб. "Жизнь зверя")" - читать интересную книгу автора

- Ты хочешь отдать мне свою часть земли?
На этот раз мычание было слабее, почти вздох.
- Здесь свидетели, - продолжал Локки. - Просто скажи - да. Они
услышат тебя. Просто скажи - да.
Тело силилось что-то сказать, его рот открылся чуть шире.
- Дэнси! - Локки обернулся. - Ты слышишь, что он говорит?
Дэнси побаивался Локки и не хотел бы влезать в его дела, но кивнул.
- Ты свидетель, Дэнси.
- Если так нужно, - ответил англичанин.
Черрик почувствовал, как рыбья кость, которой он подавился в деревне,
повернулась и добила его.
- Дэнси, он сказал "да"? - поинтересовался Тетельман.
Дэнси почти услышал, как рядом звонит по нему погребальный колокол.
Он не знал, что сказал умирающий, но какая в конце концов разница?
Локки все равно приберет к рукам эту землю, так или иначе.
- Он сказал "да".
Локки встал и пошел пить кофе.
Первым движением Дэнси было закрыть глаза умершему; но от малейшего
прикосновения глазные впадины разверзлись и наполнились кровью.
Ближе к вечеру они его похоронили. Хотя тело было спрятано от дневной
жары в самом холодном углу склада, среди всякого барахла, оно уже стало
разлагаться к тому времени, как его зашили в мешок и понесли хоронить. В
ту же ночь Стампф пришел к Локки и предложил ему свою треть земли, в
добавок к доле Черрика, и Локки, всегда трезво смотрящий на вещи,
согласился. План карательных мер был окончательно разработан на другой
день. Вечером того же дня, как Стампф и надеялся, прилетел самолет
снабжения. Локки, которому надоели надменные позы Тетельмана, тоже решил
слетать на несколько дней в Сантарем, вышибить там джунгли из головы
алкоголем и вернуться с новыми силами. Он надеялся также пополнить там
необходимые запасы и, если удастся, нанять надежных водителя и охранника.
В самолете было шумно, тесно и неудобно, за все время перелета оба
попутчика не обмолвились ни словом. Стампф просто глазел вниз на
нетронутую дикую местность, над которой они пролетали, хотя картина не
менялась часами: темно-зеленые полосы леса, прореженные кое-где сверканием
воды; иногда языки дыма, там, где выжигали лес, вот, пожалуй, и все.
По прибытию в Сантарем они расстались, едва пожав руки. От этого
каждый нерв в руке Стампфа болезненно съежился, и на мягкой коже между
большим и указательным пальцем открылась трещина.

***

Да, Сантарем - не Рио, думал Локки, направляясь в бар на южной
окраине города, куда часто наведывались ветераны Вьетнама, любители этого
своеобразного энимал-шоу. Оно было одним из немногих удовольствий Локки,
от которого он никогда не уставал, - смотреть, как одна из местных женщин
с застывшим, как студень, лицом, отдается собаке или ослу - и всего за
несколько зеленых. Женщины в Сантареме были невкусными, как пиво, но Локки
не волновала их внешность: главное, чтобы тело было в рабочем состоянии, и
чтобы они были не заразны. Разыскав бар, он подсел к какому-то американцу,
с которым весь вечер обменивался скабрезностями. Когда же ему это надоело