"Восьмой грех" - читать интересную книгу автора (Ванденбер Филипп, )

Глава 18

Никто не заметил, как около полуночи в замке Лаен-фельс приоткрылось окно. Из щели показался стальной наконечник стрелы. Она была направлена на соседнее здание. Стрела просвистела почти беззвучно, тускло блеснув в бледном лунном свете. Через долю секунды она попала в какое-то маленькое существо, сидевшее на вершине водосточной трубы. Оно издало предсмертный писк и упало на булыжную мостовую, пролетев три этажа. После этого вновь наступила тишина.

Спустя десять минут гематолог Ульф Груна и исследователь клеток доктор Дулацек вышли во двор замка через узкую стрельчатую дверь. У Дулацека была темная продолговатая ботанизирка тридцати сантиметров в длину и десяти в поперечнике.

– Я и не предполагал, что вы так хорошо стреляете из лука, - пробормотал Дулацек, всматриваясь в темноту двора.

– Еще пару лет назад, - шепотом ответил Груна, - когда я учился в Англии, я был членом спортивного клуба. Мы тренировались два раза в неделю. С тех пор я никогда не переставал заниматься стрельбой.

– Стрела - опасная штука!

– Конечно. В большей степени все зависит не от стрелы, а от лука. С помощью точного лука с хорошо натянутой тетивой можно убить человека с расстояния в двести метров.

– И абсолютно бесшумно!

– Конечно, если сравнивать с огнестрельным оружием, - тихо произнес Груна и указал рукой в угол двора. - Там!

Стрела Груны попала в голубя, который ночевал в водосточном желобе.

Дулацек вынул из коробки обернутую в белое полотенце стеклянную пипетку и скальпель и передал пустую ботанизирку Груне. Тот поднял стрелу с голубем и бросил птицу в коробку.

– Нам нужно торопиться, - прошептал Ульф Груна, который оставался на удивление спокойным.

Дулацек кивнул.

Освещая путь фонариком, они поднялись по винтовой лестнице в лабораторию. Во второй комнате находился гематологический кабинет. Груна все подготовил. Он затемнил единственное окно, которое выходило во двор замка, и включил свет. На короткое время яркий неоновый свет ослепил его. Диктор Дулацек отрезал голову голубя скальпелем. Потом Гру на набрал в пипетку сочившуюся кровь. Едва пипетка наполнилась кровью, как кровотечение остановилось.

– Нам этого должно хватить, - довольно сказал Груна и снова бросил голову и тело голубя в ботанизирку. Потом он погасил свет и убрал светомаскировку.

Дулацек схватил Груну за руку:

– Кажется, я слышал шаги.

– В это время?

– Вы же знаете, что Эрик ван де Беек и Апицет работают по ночам. Но я никогда не видел, чтобы в это время горел свет.

Оба напряглись, вслушиваясь в темноту. Через какое-то время Дулацек покачал головой и сказал:

– Пойдемте, у нас все равно мало времени.

Пляшущий луч фонарика указывал им дорогу к лаборатории профессора Мьюрата. Эта комната была больше, чем все остальные, и располагалась в конце ряда лабораторий. Тут было три окна, из которых, в отличие от других лабораторий, открывался прекрасный вид на долину Рейна.

Груна закрыл за собой дверь и включил свет.

На длинном белом столе, накрытом матовым стеклом, стояли приборы для опытов, с помощью которых ученый хотел «перевернуть мир». Так сам Мьюрат говорил о своем открыmui, которое подвигло братство Fideles Fidei Flagrantes на охо-i у ta предполагаемым оригиналом Туринской плащаницы.

Четыре дня назад первые результаты исследования Мьюра-I.i оказались провальными, поэтому братство раскололось на дне части, что происходило уже не в первый раз. Одни за mata называли его авантюристом, жаждущим денег, в то время i ак другие были убеждены, что Мьюрат - главный в проекте н ему просто необходимо время, чтобы получить окончательное подтверждение своей гипотезы.

Чтобы не оставлять следов, Дулацек надел резиновые перчатки. Затем он осторожно вынул пипетку с кровью, закрывая верхний конец стеклянной трубки указательным пальцем.

– Едва ли вы сможете этим помешать нашему Мозгу, - тихо сказал Груна, задумчиво наблюдая за каждым движением Дулацека.

– Давайте не спорить! - Исследователь клеток бросил беглый взгляд на Ульфа. - Я ни во что не ставлю ученых, которые ведут себя, как Господь Бог. И я говорю это как приверженец агностицизма!

– Если я вас правильно понял, вы считаете теорию Мьюра-! а мистификацией?

– Мистификацией? Нет, напротив. Я боюсь, что теория Ктьюрата найдет подтверждение. Он одержим ею и не прекратит исследований, пока не отыщет доказательство. А потом… 11омилуй нас Бог.

– Бог?

– Да, если хотите. Не важно, как называть: Бог или абсолют, добро или дух, разум или свет. Все равно.

Груна наблюдал, как профессор снимает стеклянные крышки с плоских прозрачных чашечек размером с ладонь, и, не удержавшись, сказал:

– А я-то думал, что вы естествоиспытатель, но никак не философ!

– Да? - без намека на иронию переспросил Дулацек. - Может, просто ваша наука, гематология, не пересекается с философией, как моя. Что касается цитологии и молекулярном биологии, то ученые почти каждый день сталкиваются с проблемами религиозной философии. - Дулацек бросил пронзительный взгляд на Ульфа. - Я не знаю, наблюдали ли вы за Мыоратом раньше.

– Наблюдал? Зачем? То, что профессор - странная незаурядная личность, видно невооруженным глазом. И для этого не нужно пристально наблюдать за ним. Это и так известно всем «пылающим» в замке Лаенфельс.

– Я не это имел в виду. Вы не пытались свести его специфические странности в систему, то есть упорядочить их?

Ульф Груна недоуменно посмотрел на профессора.

– По правде говоря, - сказал гематолог, - до теперешнего времени Мыорат, как личность, меня практически не интересовал. Единственное, что меня привлекало, это его исследования.

Дулацек пинцетом вынул из прозрачной чашки лоскуток материи длиной в два сантиметра. Держа пипетку в правой руке, а лоскуток в левой, он выпустил едва заметную каплю крови голубя на ткань. Точно так же он поступил с маленьким катышком материи и крошечным кусочком льна, не больше ногтя, которые лежали в двух других чашках.

– Но почему все-таки кровь голубя? - спросил Дулацек, хотя и не ожидал услышать ответ.

Груна промолчал, но после короткой паузы все же ответил:

– Дело в том, что кровь голубя быстрее всего окисляется кислородом. Так что потом невозможно установить возраст кровяной пробы. Как я уже говорил, этому пока не нашли объяснения.

Дулацек широко улыбнулся. Это была хамская ухмылка. Наконец он сказал:

– Я надеюсь, Мыорат вынужден будет прекратить исследование после очередного провала. Вы видели его лицо, когда он сидел перед монитором и оправдывался перед всей командой за неудавшееся исследование?

– Да, конечно. Мне кажется, все получили от этого моральное удовлетворение. Как ученый, он, конечно, светило, но как человек - сволочь.

– Кстати, такое сочетание встречается не так уж редко, - заметил Дулацек.

– Но вы говорили о странностях Мьюрата, за которыми скрывается система.

– Ну да, у каждого в замке Лаенфельс есть свои странности. Иначе нас бы здесь не было. Мы все в какой-то мере страдаем от себя самих. Но к Мьюрату это относится больше, чем к кому бы то ни было. Если вам интересно, я считаю профессора психопатом. Я не знаю, может, вы и не обратили внимания, но он избегает солнечного света. Мьюрат не любит мясо, вино, отказывается от всех видов собственности и физического труда, как манихей или катар.

– Так же, как и Аницет! Дулацек кивнул.

– В этом, возможно, и кроется причина, почему они так хорошо понимают друг друга. Вот только… - Профессор па миг замолчал, будто хотел собраться с мыслями. - Все это не имеет ничего общего с их темными планами. Потому что эти планы вынашивают агностики, которые ни во что, кроме себя, не верят…

Груна поднял обе руки, словно защищаясь:

– Постойте, для меня это слишком! С этими вашими мани-хеями… Вы не могли бы гематологу-недоучке объяснить все поподробнее? Я думал, что мы все - члены братства Fideles Fidei Flagrantes. И правила здесь достаточно строгие. Иногда не очень приятно подстраивать жизнь под требования братства.

Дулацек подготовил все, что хотел, стянул резиновые перчатки и сказал:

– Что касается манихеев, то это невежественная религиозная секта раннего средневековья. Катары пришли из юго-восточной Европы в двенадцатом веке. Они себя называли «чистыми» или «хорошими людьми» и нашли здесь, в долине Рейна, много последователей. Это течение получило распространение и в Англии, и в Южной Франции, и в Северной Италии. Церковь их преследовала как еретиков, потому что они не признавали Ветхий Завет и католическую иерархию. Но самое плохое, что они утверждали, будто у Иисуса не было земного тела, потому что все земное есть зло.

– Могу представить, как все это не нравилось Папе в Риме. А манихеи?

– Манихеизм возник еще в ранний христианский период. Началось все с некоего Манихея из Вавилона, который в третьем веке сделался просветленным. - Его так же, как Иисуса, распяли. Он создал новую религию из смеси христианства и буддизма, в которой царь тьмы, своего рода дьявол, играл немаловажную роль. Его радикальное смешение Востока и Запада привело к тому, что он даже ставил воздержание выше, чем продолжение рода. Иисус для манихеев был только посланником повелителя света. Такие еретические настроения тоже не понравились Церкви, и она в средние века запретила это религиозное течение. Однако, несмотря ни на что, последователи манихеизма возникали снова и снова. Эти организации были тайными, как и «Откровение».

– От них и пошел Богослов!

– Я знаю, - не скрывая иронии, заметил Дулацек. - Я хочу рассказать вам одну тайну: прежде чем стать исследователем клеток, я был монахом бенедиктинского ордена.

– Вы ходили в сутане и с тонзурой?

Дулацек наклонил голову, и Груна увидел седоватые волосы, а на макушке - нежный отросший пушок в форме круга.

– Это остается на всю жизнь, - тихо пробормотал Дулацек.

– Но почему?…

– Вы спрашиваете, почему я снял сутану?

Груна кивнул и внимательно посмотрел на Дулацека.

– Дело в том, что после полугодичного пребывания в ордене бенедиктинских монахов я понял, что избрал неверный путь. Монастырь был подобен громадному магазину с испорченными продуктами, в котором каждый в той или иной степени пыiлсгея решить свои психические проблемы. У большинства ничего не выходит. Следуя установленному распорядку дня, ч должен был много времени уделять религиозной философии. 11 чем больше я занимался этим предметом, тем больше понимал, что христианская вера - это утопия. Религия с псевдонаучной подоплекой, которая не выдерживает проверки. Вот по мому пути я и пришел в естествознание. Моя докторская степень - это не doctor rerum naturalium, все более просто - doctor theologiae. Но об этом здесь никто не догадывается. Вы меня I ie выдадите?

– Конечно нет! - негодующе воскликнул Груна. Освещая дорогу фонариком, они спускались вниз по вин-

твой лестнице. На площадке второго этажа их пути разошлись: комнаты Дулацека и Груны находились в разных концах замка. Груна остановился и шепотом спросил у Дулацека:

– Простите меня за любопытство, какую цель вы преследуете, саботируя исследования Мьюрата? Вы знаете, что я на вашей стороне. Вы можете мне открыть всю правду.

– Правду? - Дулацек ухмыльнулся. - Все очень просто. Я не хочу, чтобы Мыорат добился успеха. - Голос Дулацека звучал твердо и неумолимо.