"Виктор Иванович Баныкин. Рассказы о Чапаеве " - читать интересную книгу автора Около коновязи молодящаяся женщина в цветастом платье угощает
весёлых, бравых кавалеристов молоком из большого глиняного кувшина с запотевшими боками. У составленных в козлы винтовок сидят на земле кружком бойцы и с увлечением играют в домино. Они громко стучат костями по крышке от снарядного ящика, положенной на чурбаки, а самый старший из них, краснощёкий пулемётчик, после каждого хода азартно кричит: - Эх, где мои семнадцать лет! Невдалеке от игроков на разгорячённом коне, нервно кусающем удила, красуется статный безусый паренёк с узкой талией, перехваченной офицерским поясом. Всадник разговаривает с девушкой, такой же юной, как и он, застенчиво прикрывающей лицо шёлковым полушалком. У ног девушки осмелевший воробей клюёт уроненную ею шляпку подсолнечника с белыми, не созревшими ещё семенами. На высоком возу, прикрытом пыльным пологом, восседает, дымя трубкой, пожилой боец с усами Тараса Бульбы. Прищуренными глазами он спокойно и невозмутимо взирает на этот крикливо-бесшабашный мир. На площади в сопровождении ординарца появляется Чапаев. Исаев, вытирая потное лицо батистовым платком, вышитым незабудками, мечтательно говорит: - На Волге, болтают, в Жигулёвских горах, кладов золотых много зарыто. Разорял Степан Разин купцов, а бедноту золотом оделял. А что оставалось - в горах прятал... Лихой был атаман, волю для народа хотел добыть. - Вот бы нам, Василий Иванович, золото это самое! - Золото? - небрежно переспросил Чапаев, протискиваясь между телегами, загородившими дорогу. - А зачем это оно тебе, дорогой товарищ, понадобилось? - Как - зачем? - удивился Исаев. - Мы артиллерию бы такую завели... армию свою с головы до ног так одели бы... Эх, да что тут говорить! Около глаз Василия Ивановича вдруг собрались лучистые морщинки. Он дружелюбно сказал: - Философ ты у меня, Петька! Настоящий философ! Штаб помещался в приземистой, в четыре окна избе с красным крыльцом, разукрашенным замысловатой резьбой. У ворот толпились ординарцы и связные. Сытые кони рыли копытами землю. Чапаев быстро поднялся на крыльцо и, пройдя сени, вошёл, нагнув голову, в растворенную настежь дверь. В избе было тесно и накурено. На столах - карты, полевые сумки, краюхи хлеба, крынки из-под молока. Безумолчно трещали телефоны. В угловой комнате с выцветшими, кое-где ободранными обоями Василий Иванович снял папаху и бросил её через стол на подоконник. С его приходом командиры, перед этим до хрипоты спорившие друг с другом, притихли, а курившие виновато торопливыми движениями тушили самокрутки. - Все в сборе? - спросил Чапаев, всматриваясь в собравшихся на совещание. - Начнём. Загорелые, обветренные, в полинялых гимнастёрках, командиры сидели на |
|
|