"Виктор Иванович Баныкин. Рассказы о Чапаеве " - читать интересную книгу автора

временем, пока она ехала, кулаков из Совета прогнали, настоящую бедняцкую
власть установили и бабе лошадь кулацкую припасли - самую что ни есть
лучшую. Приезжает она в деревню и глазам не верит. "Когда же, спрашивает,
он всё сделать успел?" А ей отвечают: "У Ленина много разных
государственных дел - и больших и малых, да он никогда о них не забывает.
Потому что о народе всегда думает!"
Василий Иванович встал. Его спросили:
- Товарищ Чапаев, а ты сам Ленина видел? Должно, сурьёзные разговоры
разговаривал с ним?
Лицо Чапаева потускнело и как бы осунулось. Вздохнул он:
- Нет, не приходилось... Случая не было.


СОН

Языки пламени взмывали к высокому синему небу, казавшемуся тёмным и
мглистым. Падающие искры были похожи на яркие и большие звёзды.
У костра на площади села тесным кольцом стояли люди. В кругу плясали
два паренька, подпоясанные кушаками. Земля под их ногами освещалась
дрожащим пламенем, и каждый отпечаток подошвы или глубоко вдавленного
каблука на ней был хорошо заметен.
К костру подъехал на коне Чапаев в сдвинутой набок папахе.
Прищурившись, он внимательно следил за плясунами. По тонким, плотно сжатым
губам его нет-нет да пробегала улыбка.
Под дружные хлопки и весёлые возгласы пареньки усердно раскланялись и
удалились.
- А ну, братцы-товарищи, дай дорогу! - закричал кто-то.
И все узнали в вышедшем к огню большеусом мужчине с лысиной во всю
голову Василенко.
- Смотрю вот на вас, молодых, и самому молодым охота быть, - сказал
Василенко. - Нехай, думаю, смеются ребята, а я песню им спою. В другой раз
когда, может, и гопака станцую, если разойдусь... Слушать будете?
- Валяй, дедушка!.. Просим! - со всех сторон раздались голоса.
- Я вам спою, что на Украине нашей спивают...

Розпрягайте, хлопцi, конi
Та лягайте спочивать...

Чапаев закрыл глаза, и песня, плавная, немного грустная, захватила
его, дошла до самого сердца.

Вийшла, вийшла дiвчинонька
В сад вишнёвий воду брать,
А за нею козаченько
Веде коня напувать...

Василенко, недавно схоронивший зарубленного белоказаками сына и сам
вместо него вступивший в отряд Чапаева, стоял у костра с потухшей трубкой
в руке и, казалось, изливал в песне перед зачарованными слушателями свою
печаль и затаённую грусть.