"Оноре де Бальзак. Луи Ламбер" - читать интересную книгу автора

слишком ничтожны!
Страсть Луи к чтению могла быть полностью удовлетворена. У кюре Мера
имелось две-три тысячи томов. Это сокровище он приобрел во время революции,
когда громили соседние замки и монастыри. В качестве присягнувшего революции
священника[6] добряк мог выбрать лучшие произведения из драгоценных
собраний, продававшихся на вес. В течение трех лет Луи Ламбер освоил все
наиболее существенное в заслуживающих прочтения книгах из дядиной
библиотеки. Поглощение мыслей путем чтения сделалось у него весьма
любопытным процессом: его глаз охватывал одновременно семь-восемь строчек, а
ум впитывал их смысл с той же быстротой, как и взгляд; часто одного слова в
фразе было для него достаточно, чтоб впитать весь ее сок. У него была
потрясающая память. Он так же ясно помнил мысли, приобретенные во время
чтения, как и те, которые были подсказаны ему размышлением или
собеседованием. Он обладал всеми видами памяти: он запоминал местность,
имена, слова, вещи и лица. Он не только по желанию вспоминал любые предметы,
но ясно видел их расположение, освещение, расцветку, как в тот момент, когда
он на них смотрел. Эта способность распространялась точно так же на самые
неуловимые оттенки познания. Он утверждал, что помнит не только расположение
мысли в книге, откуда он ее взял, но даже свои настроения в те давние
времена. У него был особый, неслыханный дар восстанавливать в памяти
развитие мысли и всю свою духовную жизнь - от первой, воспринятой им идеи до
самой последней, чуть расцветшей, от самой смутной до наиболее отчетливой.
Его мозг, с ранних лет привыкший к трудному механизму концентрации
человеческих сил, извлекал из этого богатого хранилища бесчисленное
количество образов, восхитительных по своему реализму и свежести, которыми
он и питался во время своих проникновенных созерцаний.
- Когда хочу, я опускаю на глаза вуаль, - говорил он мне на своем
особом языке, которому сокровища его памяти придавали неожиданную
оригинальность. - Внезапно я погружаюсь в самого себя и нахожу темную
комнату, где явления природы раскрываются в более чистой форме, чем та, в
которой они появились сначала перед моими внешними чувствами.
К двенадцати годам его воображение, возбужденное постоянным упражнением
всех его способностей, необыкновенно развилось, и это позволяло ему получать
такие точные представления о вещах, которые он познавал только через книги,
что образ, запечатлевавшийся в его душе, не мог быть более живым и при
непосредственном наблюдении. Он достигал этого, быть может, потому, что
пользовался аналогиями, или потому, что был одарен вторым зрением, с помощью
которого он охватывал всю природу.
- Читая описание битвы при Аустерлице[7], - сказал он мне однажды, - я
увидел ее во всех подробностях. Пушечные залпы, крики сражающихся звучали у
меня в ушах и заставляли все внутри сжиматься; я чувствовал запах пороха,
слышал ржанье лошадей и голоса людей; я любовался равниной, где сталкивались
вооруженные народы, как если бы стоял на возвышенности Сантона. Это зрелище
показалось мне таким же устрашающим, как видения Апокалипсиса
К сочинениям мистического характера у него была просто непреодолимая
склонность.
- Abyssus abyssum[9] - говорил он мне.
Наш дух - бездна, и ему нравится погружаться в бездну. Дети, мужчины,
старики - мы все увлекаемся тайнами, в каком бы виде они перед нами ни
появлялись.