"Оноре де Бальзак. Воспоминания двух юных жен" - читать интересную книгу автора

полученного в наших беседах, эта сокровищница, где страсть и желание могли
почерпнуть несметные богатства, эти полные поэзии прелести, способные
сделать мужчину рабом одного-единственного грациозного движения и заставить
его променять годы на часы, - все это увянет в скучных буднях обыкновенного,
заурядного супружества, сгинет в пустоте жизни, которая тебе скоро
опостылеет! Я заранее ненавижу детей, которые у тебя родятся: они будут
дурны. Вся твоя жизнь предопределена - тебе не на что уповать, нечего
опасаться, не о чем скорбеть. А если в один прекрасный день ты встретишь
существо, что пробудит тебя от спячки?.. У меня мороз пробегает по коже при
этой мысли. Впрочем, у тебя есть подруга. Конечно, ты станешь духом этой
долины, приобщишься ее красотам, сроднишься с ее природой, проникнешься
величием окружающего пейзажа, неспешностью роста трав, быстротой полета
мысли, но, глядя на яркие цветы, ты опомнишься, ты будешь гулять в обществе
мужа и детей; он, молчаливый и довольный, будет шагать впереди, а они -
орать, визжать и резвиться сзади, а потом ты усядешься за письмо ко мне, и я
наперед знаю, что ты напишешь. Твоя туманная долина с ее голыми и лесистыми
холмами, твои замечательные, залитые солнцем провансальские луга с их
прозрачными ручейками - все это бесконечное разнообразие Божьего мира будет
постоянно напоминать тебе о бесконечном однообразии твоего сердца. Но я
всегда буду с тобой, моя Рене, во мне ты найдешь подругу, чье сердце никогда
не затронут никакие сословные предрассудки; сердце это всегда будет
принадлежать тебе.

Понедельник.

Дорогая, мой испанец восхитительно грустен: в нем есть спокойствие,
суровость, достоинство, глубина; все это меня чрезвычайно занимает. В
неизменной торжественности этого человека и молчании, которое он хранит,
есть нечто вызывающее. Он нем и величав, как низвергнутый король. Мы - я и
Гриффит - разгадываем его, как загадку. Как странно! Учитель испанского
языка добился того, чего не мог добиться от меня ни один мужчина, - а ведь я
произвела смотр всем богатым наследникам, всем дипломатам, от секретарей
посольства до посланников, всем военным от генералов до лейтенантов, пэрам
Франции, их сыновьям и племянникам, придворным и горожанам. Неприступность
этого человека меня бесит. Непомерная гордыня - вот та стена, которой он
отгораживается от нас; он старательно окутывает себя таинственностью. Из нас
двоих он кокетничает, а я отваживаюсь на дерзости. Эта странная игра
забавляет меня тем больше, что все это не может иметь последствий. Что для
меня мужчина, испанец, учитель? Я не испытываю никакого уважения ни к кому
из мужчин, будь то сам король. Я считаю, что мы достойнее любого мужчины,
даже самого что ни на есть великого. О! как бы я повелевала Наполеоном!
Полюби он меня, уж я бы дала ему почувствовать, что он в моей власти!
Вчера я отпустила колкость, которая, должно быть, задела мэтра Энареса
за живое; он ничего не ответил, окончил урок, взял свою шляпу и на прощание
так на меня взглянул, что больше он, я думаю, не придет. И прекрасно: было
бы очень глупо разыграть заново "Новую Элоизу"
"Арманда, - сказал он, - вы обманули мои ожидания и тем самым приятно
меня удивили. Когда вы приехали из монастыря, я принял вас за девицу
заурядную, суетную, невежественную и недалекую, падкую на безделушки и
украшения". - "Благодарю вас, батюшка, от имени молодежи". - "Где она,