"Оноре де Бальзак. Кузен Понс" - читать интересную книгу автора

друга, расстроенного выходками господ и прислуги в доме председателя суда
Камюзо. Он знал Понса и понимал, что в оркестре, за дирижерским пультом, на
того могло напасть горькое раздумье, способное отравить радость возвращения
в родное гнездо. Идя домой около полуночи, Шмуке бережно вел Понса под руку,
словно влюбленный обожаемую возлюбленную; он предупреждал его каждый раз,
когда надо было сойти с тротуара, перешагнуть через канаву; будь это в его
силах, он превратил бы камни под ногами Понса в пуховую перину, небо над его
головой - в безоблачную лазурь, мелодию, которую пели в его душе ангелы, - в
громкое ликующее песнопение. Теперь он завоевал последний уголок в сердце
друга, еще не принадлежавший ему!
Около трех месяцев Понс каждый день обедал дома вместе со Шмуке.
Сначала ему пришлось урезать свои ежемесячные приобретения на восемьдесят
франков для того, чтобы прибавить франков тридцать пять на вино к тем сорока
пяти, которые стоил обед. Затем, несмотря на заботы и тяжеловесные немецкие
шутки своего друга, старый музыкант стал скучать по деликатесам, по рюмочке
ликера, черному кофе, светской болтовне, неискренним любезностям, по гостям
и сплетням тех домов, где раньше обедал. Не так-то легко на склоне жизни
расстаться с привычками тридцатишестилетней давности. Вино, цена которому
сто тридцать франков за бочку, не для стакана тонкого знатока; и каждый раз,
поднося этот стакан к губам, Понс с мучительным сожалением вспоминал дорогие
вина бывших своих амфитрионов. Итак, к концу третьего месяца острая боль,
чуть было не сокрушившая нежное сердце Понса, позабылась; теперь он
вспоминал только приятности светской жизни, совершенно так же, как старый
волокита с сожалением вспоминает о любовнице, оставленной из-за ее частых
измен. Хотя наш старый музыкант и пытался скрыть снедающую его глубокую
печаль, было совершенно очевидно, что на него напал один из тех необъяснимых
недугов, причину которых надо искать в нашем душевном состоянии. Для
объяснения тоски, овладевающей человеком, после того как он порвал с любимой
привычкой, достаточно будет указать на один из тех многочисленных пустяков,
которые, сцепляясь друг с другом, подобно колечкам кольчуги, сжимают душу
железной сетью. Одной из самых больших услад в прежней жизни Понса, одним из
удовольствий старого блюдолиза был гастрономический сюрприз, неожиданное
вкусовое ощущение от необычного кушанья, от лакомства, которое торжественно
подавалось на стол, когда хозяйка дома хотела, чтоб ее семейная трапеза
выглядела званым обедом. Понсу как раз и не доставало этого наслаждения
гурманов, ибо тетка Сибо, гордая своими обедами, заранее сообщала ему меню.
Таким образом, из его жизни окончательно исчезла та изюминка, которая
придавала ей особую прелесть. Его обед проходил без неожиданностей, без
того, что за столом наших предков называлось закрытым блюдом. Вот этого-то и
не мог понять Шмуке. Понс был очень щепетилен и не жаловался, а если и есть
на свете что-нибудь печальнее непризнанного гения, так это непонятый
желудок. Сколь часто преувеличивают, и без достаточного на то основания,
трагедию отвергнутой любви, - пусть нас покинуло любимое создание, будем
любить Создателя, ибо сокровища его неисчерпаемы! Но желудок!.. Страдания
желудка ни с чем не сравнимы, ибо жизнь прежде всего! Понс грустил по
кремам, которые он едал! Не крем, а поэма! по белому соусу - не соус, а
произведение искусства! по птице с трюфелями, - пальчики оближешь! И больше
всего - по знаменитым рейнским карпам, которые кушают только в Париже и -
ах, с какой приправой! Бывали дни, когда Понс громко вздыхал: "О Софи!" -
вспоминая повариху графа Попино. Прохожий, услышав его вздохи, подумал бы,