"Оноре де Бальзак. Тайны княгини де Кадиньян" - читать интересную книгу автора

его труды были уже достаточно многочисленны и успешны, чтобы он мог
позволить себе развлечения; а он, располагая прекрасным состоянием, жил, как
студент, ничем не пользовался: ни своим золотом, ни своей славой; ему были
неизвестны изысканные наслаждения той благородной и тонкой страсти, какую
внушают иные женщины знатного рода и безукоризненного воспитания; достойно
ли его было то, что он знал только грубую сторону любви? Любовь, сведенная к
тому, чем сделала ее природа, была в их глазах глупейшей вещью в мире. Одна
из заслуг общества состояла в том, что оно создало женщину там, где природа
сотворила самку; что оно вызвало беспрерывность желания там, где природа
думала лишь о беспрерывности рода; что оно, наконец, изобрело любовь,
прекраснейшую религию человека. Д'Артезу были неведомы очаровательные
тонкости разговора, те знаки привязанности, которые дает душа и мысль,
желания, облагороженные светскими манерами, неведомы и те божественные
формы, которые светская женщина придает самым грубым вещам. Он, может быть,
и знал женщину, но не ведал божества. А женщине, чтобы внушить настоящую
любовь, необходима бездна искусства, множество прекрасных одеяний, которые
облекли бы ее душу и тело. Словом, расхваливая восхитительную развращенность
мысли, что составляет чисто парижское кокетство, эти два соблазнителя жалели
д'Артеза, обходившегося простым блюдом, без всякой приправы, и не
отведавшего наслаждений высшей парижской кулинарии, и тем самым живо
возбуждали его любопытство. Доктор Бьяншон, с которым д'Артез был
откровенен, знал, что это любопытство наконец проснулось. Длительная связь
великого писателя с заурядной женщиной не только не стала ему мила в силу
привычки, но сделалась для него невыносимой, и лишь чрезмерная
застенчивость, владеющая одинокими людьми, удерживала его от разрыва.
- Как можно, - говорил Растиньяк, - имея красный с золотом щит,
перерезанный с правого угла на левый, с бляхой и золотой монетой в каждом
поле, не дать этому старому пикардийскому гербу покрасоваться на дверцах
своей кареты? У вас тридцать тысяч ливров ренты и доходы, которые приносит
ваше перо; вы оправдали ваш девиз, который составляет игру слов, столь
ценимую нашими предками: Ars thesaurusque virtus[9], и вы не хотите
показывать его на прогулке в Булонском лесу! Ведь мы живем в век, когда
добродетель должна показываться.
- Если бы вы хоть читали свои произведения этой толстой Лафоре[10],
вашей отраде, я бы еще простил вам то, что вы с ней не порываете, - сказал
Блонде. - Но, дорогой мой, если с точки зрения материальной вы едите
черствый хлеб, то с точки зрения интеллектуальной у вас нет даже хлеба...
Эта маленькая дружеская война между Даниелем и его приятелями длилась
уже несколько месяцев, когда г-жа д'Эспар попросила Растиньяка и Блонде
уговорить д'Артеза приехать к ней на обед, сказав им, что княгине де
Кадиньян чрезвычайно хочется видеть этого знаменитого человека. Подобные
достопримечательности для некоторых женщин то же, что волшебный фонарь для
детей - удовольствие для глаз, довольно, впрочем, скромное и таящее в себе
разочарование. Чем сильнее выдающийся человек волнует наши чувства на
расстоянии, тем меньше пленяет он их вблизи; чем более блистательным себе
его мы представляем, тем более тусклым кажется его образ в действительности.
В этом смысле разочарованная любознательность часто доходит до
несправедливости. Ни Блонде, ни Растиньяк не могли обманывать д'Артеза, но
они, смеясь, сказали, что ему представляется самый соблазнительный случай
просветить свое сердце и познать высшие наслаждения, даваемые любовью