"Оноре де Бальзак. Пьер Грассу" - читать интересную книгу автора

дарований, не раздалось ни одной жалобы. Теперь же, когда любой мазилка
может свободно выставить свою работу, только и разговоров что о неоцененных
талантах. Там, где нет отбора, нет и вещей отборных. Как бы там ни было,
художники вернутся к старому порядку испытания, когда их творчество
рекомендуют восторженному вниманию публики, для которой они работают. Без
отбора Академии не будет Салона, а без Салона искусство может погибнуть.
С тех пор как каталог выставки стал объемистой книгой, в нем появилось
множество имен никому не ведомых, хотя за ними и следует перечень десяти -
двенадцати картин. Пожалуй, самое малоизвестное среди них - имя Пьера
Грассу, живописца, приехавшего из Фужера, которого в кругу художников
запросто зовут Фужером; теперь он уже занял прочное место под солнцем, и это
наводит на горькие размышления, которыми и начинается рассказ о его жизни,
похожей на жизнь многих других из племени художников.
В 1832 году Фужер жил на улице Наваррен, на пятом этаже одного из тех
высоких и узких домов, похожих на Луксорский обелиск, в которых тесный вход
почти тотчас переходит в крутую темную лестницу; на каждом этаже у них - не
более трех окон, сзади расположен двор, говоря точнее - квадратный колодец.
Над квартирой в три или четыре комнаты, занимаемой Грассу из Фужера, была
расположена его мастерская с видом на Монмартр. Стены мастерской
красно-бурого цвета, тщательно окрашенный натертый пол, простая, но опрятная
кушетка, как в спальне лавочницы, на стульях - коврики с каймой: все
говорило о бережливости и расчетливой жизни человека ограниченного и
небогатого. Здесь стоял комод для хранения принадлежностей живописной
мастерской, обеденный стол, буфет, секретер и лежали инструменты,
необходимые художнику; все содержалось в чистоте и порядке. Изразцовая печь
дополняла картину голландского уюта, еще более заметного при ровном свете
зимнего солнца, заливавшего просторную комнату ясными холодными лучами.
Фужеру, художнику-жанристу, не нужны были огромные сооружения, разоряющие
живописцев исторического жанра; он не чувствовал в себе достаточных
способностей для больших полотен и довольствовался станковой живописью.
Однажды (это было в начале декабря, в пору, когда французские буржуа
периодически страдают манией увековечивать свои и без того всем наскучившие
физиономии) Пьер Грассу встал рано, растер краски, затопил печь и принялся
есть хлебец, макая его в молоко; он не брался за работу, ожидая, пока оттают
окна и свет проникнет в комнату. Была прекрасная сухая погода. Жуя хлеб с
тем покорным и смиренным видом, который говорит о многом, художник услышал
на лестнице шаги человека, игравшего в его жизни ту роль, какую обычно
играют люди подобного рода в жизни всякого художника. То был Элиас Магус,
торговец картинами, ростовщик от живописи. Элиас Магус застал художника в ту
минуту, когда тот готовился приступить к работе в своей чистенькой
мастерской.
- Как поживаете, старый плут? - обратился к нему Грассу, стараясь
подделаться под фамильярный тон художников.
Фужер был награжден орденом, Элиас платил ему за картины по двести -
триста франков.
- Торговля идет плохо, - ответил Элиас. - Все вы очень уж много о себе
мните. На картине красок на шесть су, а вам подавай за нее двести франков...
Но вы - добрый малый, вы - человек порядочный, и я пришел предложить вам
славное дельце.
- Timeo Danaos et dona ferentes[1] ответил Фужер. - Вы знаете латынь?