"Оноре де Бальзак. Банкирский дом Нусингена" - читать интересную книгу автора

презрение!" Эти вызывающие и не совсем безобидные красотки могут нравиться
многим мужчинам; но, по-моему, блондинка, наделенная счастливым даром
казаться необычайно нежной и снисходительной и не теряющая при этом своих
прав на упреки, поддразниванье, болтливость, неосновательную ревность -
словом, на все то, что делает ее очаровательной женщиной, имеет больше
шансов найти мужа, чем жгучая брюнетка. Рога на лоб? Себе дороже!
Изора, белокурая, как большинство эльзасок (она появилась на свет божий
в Страсбурге и говорила по-немецки с легким и очень милым французским
акцентом), танцевала бесподобно. Ее ножки, которых не отметил полицейский
чиновник, но которые свободно могли быть занесены под рубрикой "особые
приметы", отличались миниатюрностью, а по выразительности, называемой
старыми учителями танцев тип-топ, могли сравниться с пленительной речью
мадмуазель Марс, ибо все музы - сестры, а танцор и поэт - оба стоят ногами
на земле. Ножки Изоры изъяснялись с многообещающей для сердечных дел
легкостью, четкостью и проворством. "У нее тип-топ!" - было высшей похвалой
в устах Марселя, единственного учителя танцев, которого с полным основанием
называли "великим". Говорили: "великий Марсель" - совершенно так же, как
говорили "Фридрих Великий" в царствование Фридриха!
- Он сочинял балеты? - спросил Фино.
- Да, что-то вроде "Четырех стихий" и "Галантной Европы".
- Ах, какое это было время, - сказал Фино, - когда вельможи одевали
балетных танцовщиц!
- Неприлично! - возразил Бисиу. - Изора не поднималась на носках, она
не отрывалась от земли, плавно покачивалась, и в движениях ее было как раз
столько неги, сколько полагается для молодой девушки. Марсель говорил с
глубокомыслием философа, что каждому общественному положению приличествует
свой танец: замужняя женщина должна танцевать не так, как молодая девица,
судейский крючок не так, как денежный туз, военный не так, как паж; он
утверждал даже, будто пехотинец должен танцевать иначе, чем кавалерист, и на
этом различии строил весь анализ общества. Как далеко мы ушли от всех этих
тонкостей!
- Ах, - сказал Блонде, - ты коснулся открытой раны. Если б Марсель был
верно понят, не произошло бы Французской революции.
- Исколесивши Европу, - продолжал Бисиу, - Годфруа, на свою беду,
основательно изучил чужеземные танцы. Без этих глубоких познаний в
хореографии, которую обычно считают вздором, он, может быть, и не влюбился
бы в молодую девушку; но из трехсот приглашенных, толпившихся в красивых
залах на улице Сен-Лазар, один только он способен был понять неизданную
поэму любви, рассказанную красноречивым танцем. Талант Изоры д'Альдригер
отнюдь не остался незамеченным; но в наш век, когда каждый кричит: "Вперед,
вперед, не задерживайтесь!" - один из ценителей сказал (это был писец
нотариуса): "Ловко отплясывает молодая девица". Другая ценительница (дама в
тюрбане): "Она танцует бесподобно". Третья (тридцатилетняя женщина):
"Девочка недурно танцует". Вернемся же к великому Марселю и скажем,
пародируя знаменитое его изречение: "Сколько смысла заложено в фигуре
кадрили!"
- Нельзя ли ближе к делу, - заметил Блонде, - очень уж ты замысловато
рассказываешь.
- Изора, - продолжал Бисиу, недовольный тем, что Блонде его прервал, -
была в простом платье из белого крепа, отделанном зелеными лентами, с