"Оноре де Бальзак. Банкирский дом Нусингена" - читать интересную книгу автора

украдкой посмотрели на него, как опытные кошки, которые, не подавая вида,
наблюдают за мышью. Годфруа почувствовал некоторое удовлетворение при виде
вышколенного и выдержанного долговязого эльзасца в хорошей ливрее и свежих
перчатках, принесшего трем своим госпожам меховые сапожки. Никогда еще,
пожалуй, две сестры не были столь несхожи, как Изора и Мальвина. Старшая -
высокая брюнетка, Изора - маленькая и хрупкая блондинка; у одной черты лица
тонкие и нежные, у другой - крупные и резкие; Изора принадлежала к числу
женщин, которые покоряют своей слабостью, опекать их считает своим долгом
даже школьник; Мальвина походила на героиню поэмы "Видали ль вы в
Барселоне?". Рядом с сестрой Изора казалась миниатюрой возле портрета,
писанного маслом. "Она богата!" - сказал Годфруа Растиньяку, вернувшись в
бальный зал. "Кто?" - "Эта молодая особа", - "А, Изора д'Альдригер! Ну да.
Ее мать вдова; Нусинген когда-то служил в Страсбурге у отца Изоры. Если
хочешь снова увидеть ее, вверни два-три комплимента госпоже де Ресто:
получишь приглашение на бал, который она дает послезавтра, - баронесса с
дочерьми будет там". Три дня перед мысленным взором Годфруа стояла его
Изора, он отчетливо видел выражение ее лица и белые камелии; так после
долгого созерцания какого-нибудь ярко освещенного предмета мы, закрыв глаза,
видим его уменьшенным, но в лучезарном блеске и радуге ярких красок -
единственной сверкающей точкой среди мрака.
- Бисиу, ты гениален! Набросай нам побольше таких картин, - сказал
Кутюр.
- Извольте! - ответил Бисиу, становясь, по-видимому, в позу лакея из
ресторана. - Вот картина, которую вы заказывали, господа! Внимание, Фино!
Тебя приходится все время дергать за узду, как дергает кучер дилижанса
ленивую клячу! Госпожа Теодора-Маргарита-Вильгельмина Адольфус (банкирский
дом "Адольфус и компания" в Мангейме), вдова барона д'Альдригера, отнюдь не
была толстой и добродушной немкой, рассудительной и солидной, убеленной
сединами, с желтоватым, как пивная пена, лицом, наделенной всеми
патриархальными добродетелями, которыми, по уверениям романистов, славится
Германия. У нее были еще свежие щеки, с ярким, как у нюрнбергской куклы,
румянцем, легкомысленные кудряшки, взбитые на висках, на голове ни единого
седого волоса, задорный взгляд; ее тонкая талия отличалась стройностью,
которая еще более подчеркивалась платьями с корсажем. Вокруг глаз и на лбу у
нее появилось, правда, несколько предательских морщинок, которые она,
подобно Нинон де Ланкло, охотно переместила бы на пятки, но они упорно
держались на самых видных местах. Нос ее тоже потерял свои прежние
очертания, и кончик его покраснел, что было особенно неприятно, так как
яркостью он мог поспорить с румянцем щек. Единственная наследница,
избалованная родителями, а позднее избалованная мужем, избалованная всем
Страсбургом и балуемая теперь обожавшими ее дочерьми, баронесса разрешила
себе одеваться в розовое, носить короткую юбку и бант на мысике корсажа,
обрисовывавшего ее талию. Встретив баронессу на бульваре, парижанин не
сможет сдержать улыбки и осудит ее, не приняв во внимание смягчающих вину
обстоятельств, в отличие от нынешних присяжных заседателей, которые находят
их даже для братоубийцы! Насмешник всегда существо поверхностное, а
следовательно, и жестокое; он не задумывается над тем, что значительная доля
ответственности за смешное, над которым он потешается, лежит на обществе,
ибо природа создает лишь неразумных тварей, глупцами же мы обязаны
общественному строю.