"Оноре де Бальзак. Прощенный Мельмот" - читать интересную книгу автора

себе ее сердцу, то ли чертами лица или общим обликом. Когда Кастанье
убедился, что поведение ее пристойно и добродетельно более, чем можно было
ожидать от женщины, брошенной по ту сторону общественных законов и приличий,
он выразил желание поселиться с нею вместе. Тогда она сделалась г-жой де
Лагард, с тем, чтобы жить на положении законной жены, в той мере, как это
позволяли парижские нравы. В самом деле, большинство этих несчастных
созданий озабочено главным образом тем, чтобы их принимали за настоящих
мещанок, тупо соблюдающих верность своим мужьям, способных стать
превосходными матерями семейств, записывать расходы и чинить белье. Подобное
желание порождается чувством столь похвальным, что обществу следовало бы с
ним считаться. Но общество, конечно, окажется неисправимым и по-прежнему
будет смотреть на замужнюю женщину как на корвет, которому флаг и документы
дают право плаванья, а на содержанку - как на пирата, которого можно
повесить, раз у него нет бумаг. В тот день, когда г-жа де Лагард захотела
подписываться "мадам Кастанье", кассир рассердился.
- Ты, значит, не настолько меня любишь, чтобы жениться на мне? -
спросила она.
Кастанье не ответил, погрузившись в задумчивость. Бедняжка уступила.
Отставной драгун был в отчаянии. Наки, тронутая его отчаянием, готова была
его утешить,- но можно ли утешать, не зная причины огорчения? И вот, когда
Наки захотелось узнать секрет, она добилась этого без особых расспросов:
кассир жалобно признался в существовании некоей г-жи Кастанье, законной
супруги, тысячу раз проклятой, небогато и безвестно жившей в Страсбурге,
которой он два раза в год писал, храня о ней столь глубокое молчание, что
никто не считал его женатым. Откуда такая скрытность? Хотя ее причина
известна многим из военных, которые могли оказаться в таком же положении,
все же небесполезно о ней сообщить. Настоящий "служака" (если позволительно
употребить здесь слово, обозначающее в армии людей, которым суждено умереть
в чине капитана), прикрепленный к полку, как крепостной к земле, является
существом глубоко наивным, вроде Кастанье, и обречен на любой стоянке полка
стать жертвой тех козней, что строят матери семейств, обремененные дочерьми,
засидевшимися в девицах. И вот в Нанси, во время краткого перерыва, когда
императорские войска отдыхали во Франции, Кастанье имел несчастье обратить
внимание на барышню, с которой он танцевал на балу, одном из тех, что
именуются в провинции "общественными" и частенько даются либо городом в
честь гарнизонных офицеров, либо наоборот. Любезный капитан тотчас же стал
предметом обольщений, для которых матери находят себе сообщников в самом
сердце человеческом, нажимая на все его пружины, и в друзьях, вступающих в
общий заговор. Уподобившись тем, кто одержим одной-единственной мыслью,
матери все силы отдают своему великому проекту, долго и тщательно созидая
нечто вроде той конусообразной ямки в песке, на дне которой сидит муравьиный
лев. Быть может, никто не вступит в этот превосходно построенный лабиринт,
быть может, муравьиный лев умрет от голода и жажды. Но если уж войдет туда
какая-нибудь легкомысленная тварь, она там и останется. Тайный расчет на
сокращение расхода, присущий всякому, кто собирается жениться, надежда на
наследство, тщеславие - словом, все нити, движущие "капитана", были
затронуты у Кастанье. Себе на беду, он расхвалил матери ее дочь, когда после
вальса отвел ее на место; последовала беседа, заключившаяся вполне
естественным приглашением бывать у них. А когда драгуна залучили к себе, тут
уж он был ослеплен простодушием, царившим в доме, где, казалось, под