"Андрей Балабуха, Антон Первушин и другие. Оккультные силы СССР (Историко-публицистическое издание) " - читать интересную книгу автора

синонимом ложности, эвфемизмом когда невинного, а когда и злокозненного
вымысла. Однако на деле все отнюдь не столь просто и однозначно.
Миф - порождение коллективного сознания. Конечно, в отдельных случаях
можно с полным основанием говорить и об его конкретном авторе, но в том-то и
фокус, что сочинить красивую сказку всяк может, однако мифом становится лишь
тот плод человечьих измышлений, что придется по вкусу великому множеству
собратий. Согласно словарному определению, миф "в обобщенном виде и
чувственно-конкретных персонификациях отражает действительность и мыслится
вполне реальным". Последнее важнее всего: Ясон, Геракл и Тесей, Эдип и
Медуза Горгона представлялись какому-нибудь кожевеннику-коринфянину не менее
реальными, чем обитавший по соседству горшечник Состратос. И не только в
незапамятные античные времена Миф оставался и остается одним из мощнейших
инструментов постижения и осознания окружающего. Настолько могущественным,
что порою он играючи подчиняет себе те самые разум, сознание и человеческую
личность, которым - по идее - обязан только служить.
На одну из таких сверхустойчивых мифологем опиралось, в частности, то
противостояние двух Третьих Римов, о котором я упоминал в предисловии к
первому тому. Однако с идеей римского наследства в нашем коллективном
бессознательном исстари соседствует и другая - о наследии ордынском. А
поскольку для первой части этого тома она имеет принципиальное значение,
позволю себе остановится на ней подробнее. По структуре она достаточно
сложна и включает несколько связанных меж собой, но практически
самостоятельных составляющих, однако непосредственное касательство к
сегодняшней теме из них имеют две.
В первую очередь, это естественное стремление побежденных "сохранить
лицо". Именно оно побудило обложенный данью народ, ставший периферийным
улусом империи чингизидов, из веку в век говорить о том, как он грудью
прикрыл Европу от монгольского нашествия. Мифу нет дела ни до того, что и
сама Европа была для монголов лишь удаленной окраиной, прилегающей к
"последнему морю"; ни до того, что и там, в Центральной и Западной Европе,
они не потерпели ни одного исторически значимого поражения; ни до того, что
передовой отряд - два тумена татарской кавалерии - насквозь прошел Испанию и
Португалию и зачерпнул-таки шлемами атлантической водицы, кою и повезли
потом через всю Евразию в далекий Каракорум. Что ж, как известно, факты мифу
не указ - психология для него куда важнее. Сотворяя из нестерпимого военного
фиаско роль претерпевшего за ближнего всеевропейского щита, миф возвращал
народу чувство самоуважения и собственных значимости и достоинства. В
действительности же щит возникал не на геополитических просторах, а в
общественном сознании, надежно защищая его от мнимой унизительности
нанесенного субэдеевыми и батыевыми ордами разгрома. Говорю мнимой, ибо нет
и не может быть ничего унизительного в поражении, нанесенном достойным
противником. В том же, что монголы являлись противником достойным,
сомневаться не приходится - чуть не полмира покорили, как-никак.
Однако сохранение лица - лишь первая ступень. Кануло в прошлое
двухсотлетнее иго, и на смену ему пришло ощущение сопричастности великому
царству. Помимо вечной несбыточной мечты о черноморских Проливах, претензии
на положение Третьего Рима были закреплены Иваном III, заключившим
династический брак с безвластными уже византийскими Палеологами, благодаря
чему и появился в российском гербе двуглавый орел ро-мейских базилевсов.
Претензии на ордынское наследство не нашли себе столь зримого выражения,