"Вольдемар Балязин. Иван Грозный и воцарение Романовых ("Неофициальная история России" #3) " - читать интересную книгу автора

со стороны окружающих. Он сам вспоминал после в письме к князю Курбскому,
как его с младшим братом Юрием в детстве стесняли во всем".
А вот как описывал свое детство сам Иван в письме к Андрею Курбскому:
"Остались мы с почившим в бозе братом Георгием круглыми сиротами - никто нам
не помогал; оставалась нам надежда только на Бога, и на Пречистую
Богородицу, и на всех святых молитвы, и на благословение родителей наших.
Было мне в это время восемь лет; и так подданные наши достигли осуществления
своих желаний - получили царство без правителя, об нас же, государях своих,
никакой заботы сердечной не проявили, сами же ринулись к богатству и славе и
перессорились при этом друг с другом. И чего только они не натворили!
Сколько бояр наших, и доброжелателей нашего отца, и воевод перебили! Дворы,
и села, и имущества наших дядей взяли себе и водворились в них. И сокровища
матери перенесли в Большую казну, при этом неистово пиная ногами и тыча в
них палками, а остальное разделили.
Тем временем князья Василий и Иван Шуйские самовольно навязались мне в
опекуны и таким образом воцарились; тех же, кто более всех изменял отцу
нашему и матери нашей, выпустили из заточения и приблизили к себе. А князь
Василий Шуйский поселился на дворе нашего дяди, князя Андрея Старицкого, и
на этом дворе его люди, собравшись, подобно иудейскому сонмищу, схватили
Федора Мишурина, ближнего дьяка при отце нашем и при нас, и, опозорив его,
убили; и князя Ивана Федоровича Вельского и многих других заточили в разные
места; и на церковь руку подняли: свергнув с престола митрополита Даниила,
послали его в заточение; и так осуществили все свои замыслы и сами стали
царствовать. Нас же с единородным братом моим, в бозе почившим Георгием,
начали воспитывать как чужеземцев или последних бедняков.
Тогда натерпелись мы лишений и в одежде и в пище. Ни в чем нам воли не
было, но все делали не по своей воле и не так, как обычно поступают дети.
Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич
Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель нашего отца и положив ногу
на стул, а на нас и не взглянет - ни как родитель, ни как опекун, и уж
совсем ни как раб на господ.
Кто же может перенести такую гордыню? Как исчислить подобные бессчетные
страдания, перенесенные мною в юности? Сколько раз мне и поесть не давали
вовремя. Что же сказать о доставшейся мне родительской казне? Все расхитили
коварным образом: говорили, будто детям боярским на жалованье, а взяли себе,
а их жаловали не за дело, назначали не по достоинству; а бесчисленную казну
деда нашего и отца нашего забрали себе и на деньги те наковали для себя
золотые и серебряные сосуды и начертали на них имена своих родителей, будто
это их наследственное достояние..."
Ключевский, прочитавший это письмо, замечал: "Горечь, с какою Иван
вспоминал об этом 25 лет спустя, дает почувствовать, как часто и сильно его
сердили в детстве. Но в обстановке, в какой шло его детство, он не всегда
мог тотчас и прямо обнаружить чувство досады или злости, сорвать сердце. Эта
необходимость сдерживаться, дуться в рукав, глотать слезы питала в нем
раздражительность и затаенное, молчаливое озлобление против людей, злость со
стиснутыми зубами. К тому же он был испуган в детстве. В 1542 г., когда
правила партия князей Вельских, сторонники князя И. Шуйского ночью врасплох
напали на стоявшего за их противников митрополита Иоасафа. Владыка скрылся
во дворце великого князя. Мятежники разбили окна у митрополита, бросились за
ним во дворец и на рассвете вломились с шумом в спальню маленького государя,