"Дмитрий Балашов. Воля и власть (Роман) ((Государи московские; #8)" - читать интересную книгу авторазатяжная война не была нужна никому. Новгородцы заключили мир, уладили
было и с Киприаном, торжественно замирились с псковичами, и тут грянул гром. От великого князя приехал на Двину боярин Андрей Албердов <с други>, предложил двинянам перейти под руку великого князя Московского; и двиняне во главе с Иваном Никитиным и <всеми боярами двинскими> отложились от Новгорода и целовали крест великому князю. Поскольку и Волок Ламской, и Торжок, и Вологда, и Бежецкий Верх оставались в руках великого князя Василия, а к Новгороду он <с себя целование сложил и крестную грамоту вскинул>, новгородцы также <вскинули крестную грамоту великому князю>. Еще при посредничестве Киприана слали послов в 1397 году, ездили в Москву посольством владыка Иоанн, посадник Богдан Обакумович, Кирилла Дмитрич, избранные житьи* - но Василий Дмитрич упорно стоял на своем, <мира не дал>, посольство уехало ни с чем. Так вот, весною 1398 года новгородцы и решились <поискать своих волостей> вооруженной рукою. Поход возглавили боярин Василий Дмитрич и посадники Тимофей Юрьевич и Юрий Дмитрич (те самые, что брали в 1386 году, двенадцать лет назад, с двинян пять тысячей серебра на запрос великого князя Дмитрия). Ратниками шли многие дети боярские, житьи, купеческие дети - город посылал на войну в этот раз не <холопов збоев>, а цвет своих граждан, ибо речь шла о самом существовании республики. Владыка Иван благословил <своих детей и воеводы новгородчкыи и всих вой>, и вот по весенним, еще не протаявшим дорогам рать устремилась к двинскому городку Орлецу, когда-то ставленному Лукою Варфоломеичем. Дорога велась борами, взбегая с угора на угор, хоронясь болот, тут же приходилось латать, доставая дорожные топоры. Скрипели телеги. Кони шли шагом. Ширилась окрест упоительная северная весна. Цвела верба, из-под талого снега, из-под серого волглого покрова талой листвы лезли первые подснежники, звенела на разные голоса пробуждающаяся вода, зелень недвижных хвойных лесов наливалась цветом. Оранжевые стволы высоких сосновых боров царственно вздымались над разливами мхов и прошлогоднего черничника. Хлопотливо выныривая из-под ветвей суетились птицы, приготовляя новые и латая старые гнезда. Облезлые и еще не сбросившие зимний наряд зайцы, отпрыгивая посторонь, любопытно озирали череду коней и ощетиненных оружием всадников. А дышалось! Казалось - вздохни поглубже, и молодость вернется к тебе! Где-то уже далеко за разоренной Устюжной встретился на пути владычный волостель* Исай, бежавший из Софийской волости Вель в Новгород. Он-то и донес, что Вель разорена московитами. Исай, измученный дорогою, дышал тяжело. Конь под ним был мокр, в клокастой шерсти и пене. Гнал, видно, не жалея коня, торопясь доставить злую весть в Новгород. Владычных волостей до того не трогали, обходя при всех ратных делах, и даже грабители редко зорили церковное добро. Воеводы верхами столпились вокруг злого вестника. Кто-то уже открывал баклажку, наливал в чару темного фряжского: промочить горло кудлатому, в рваной шапке Исаю - бежал, видимо, одною душою, как был. - Господо воеводы новгородчкыи! - говорил Исай, оглядывая насупленные лица конных бояр и боясь, не обвинят ли его самого в небреженьи владычным добром. - Наихав, господо, князя великого боярин Андрей, да и с Иваном |
|
|