"Дмитрий Михайлович Балашов. Бремя власти (Роман)" - читать интересную книгу автора

церковного добра дал Петр на создание храма! А теперь? Петр был свой и
добрый. И он, Иван, капризничал с ним, как дитя пред родителем. И ведь нет
в нем ныне нелюбия к Феогносту, в самом деле нет! Поначалу осерчал, -
когда оттуда, из Цареграда, осадили его, словно норовистого жеребца,
отвергнув архимандрита Феодора. Но лишь только некие из ближних стали
недовольничать новым митрополитом, он, Иван, первым окоротил хулителей:
- Всякая духовная власть от Бога!
Они все не понимают (и Михайло Тверской не понимал!), что надо
принимать т о, ч т о е с т ь, и из этого делать потребное. <То, что есть>
значило: не идти войной на Псков, ежели этого никто не хотел; не лезть на
рожон с татарами, всегда и во всем внешне угождая Узбеку. И тут, в делах
церковных, важнейших, чем прочие, приноравливать к присланному гречину, а
не спорить противу судьбы. Так вот, заметив, что тому нелюбы древяные
храмы Москвы (грек - приучен к камению многоценному!), все силы и бросил
на создание белокаменной церковной лепоты... И тут же укорил себя,
воспомня прежние уговоры Петровы. Как порою с близкими себе менее бережны
бываем, а нельзя так! Увы, и он в этом не лучше прочих! Стал ли бы он при
Петре созидать разом, как замыслил ныне, четыре каменных храма на Москве?
Так что ж, выходит, что и все в жизни требует грозы али понуждения?
Доброта излиха не то же ли зло для лукавого и леностного раба божия? Почто
у добрых родителей почасту плохие чада, нерадивые и неумелые к труду?
Нужно, ох нужно жезлом железным учить и направлять всякого смертного: да
не оскудеет и не ослабнет, свершая труды свои! И для него, Ивана, Феогност
ныне - жезл железный. И за то, что скупился тогда, при Петре, излиха, за
то он нынче давно уже не считает на церковное дело ни серебра, ни сил, ни
припаса снедного...
И пусть не насмешничают над его малою Москвой! Он отселева не уйдет!
Не Юрий! Ни в Переяславль, ни в Володимир, ни в Новгород Великий! Здесь
будет стольный град Руси! На этих холмах! Не мог святой Петр так обмануть
себя в чаяньях своих, а он предрек, умирая, величие граду сему! А Петр -
святой. И надобно паки и паки хлопотать о канонизации блаженного! Паки и
паки надо слать патриарху о сем деле! И пусть новый митрополит хлопочет
такожде о признании святости покойного! Даром, что ли, он, Калита, строит
на Москве каменные храмы? Верно, мал его город. И перед Тверью мал, и
перед Новгородом, а уж о Цареграде и речи нет! Но вот: Петр видел
Цареград, а не почел ничтожным град Московский!
С этими мыслями, освежив себя гневною обидой, Иван ступил в сени
княжого терема. Тотчас с лавки, с поклонами, поднялись два боярина. Один
из них, Мина, был посылаем им в Ростов, в помочь Василию Кочеве.
Ростовское серебро собиралось туго, и Иван требовал решительных мер.
Завидя Мину, похотел было отправить его еще до трапезы, но сдержал себя.
Трапезовать великого князя ждали архимандрит Данилова монастыря, четверо
думных бояринов и посол иноземный из кесарския земли, допущенный к трапезе
по совету старого Бяконта. Иван давно уже научил себя трапезовать с
важными гостями, хотя порой и долило: хотелось простоты, уединения. В
уединении лучше думалось и вкушалось способнее. Не надобно было брать
серебряную двоезубую вилку, не надобно было и ждать, когда стольник с
поклоном подаст новое блюдо... Ладно, все одно надобно отпустить гостя!
Немец просил грамоту на проезд торговых гостей в Орду. Бяконт с Сорокоумом
уже дознали, какие товары надобны в немецкой земле, и предлагали самим