"Дмитрий Михайлович Балашов. Бремя власти (Роман)" - читать интересную книгу автора

продавать потребное, а в Орду гостей зарубежных не слишком пускать. То
было разумно, и следовало только не отпугнуть посла, не то уйдет в Тверь,
а с ним и немецкие сукна, и добрый уклад, и оружие, что привозят из ихних
земель торговые гости.
Немец был невысок, но плотен. Поклонился с достоинством, не роняя
себя, по-журавлиному отступив назад и взмахнувши плоскою немецкой шапкой с
пером заморским. Иван сел. Уставно, по чину, уселись бояре. Слуги внесли
горячую мясную уху, разлили мед. Иван, по своему обычаю, потянулся сперва
к блюду с мочеными яблоками. Немец, не трогая вилки, орудовал ножом, рвал
и грыз мясо, крупно глотая. Свои бояре не отставали от иноземного гостя, и
за столом на время установилась сосредоточенная тишина. Иван вкушал мало,
больше наблюдал за гостем. Тот наконец откинулся на лавке (уже подавали
кашу и кисель), многословно благодарствуя великого князя владимирского.
<Сейчас начнет обиняком просить пути до Сарая!> - подумал Иван,
утверждаясь все более в том, что Бяконт прав: пущай торгуют с Москвою!
Видно, и тверичи не очень им потворствуют, да нынче без воли великого
князя и Тверь проезда в Орду не решит!
Немцу отвечали свои бояре. Постепенно завязался разговор. Слегка
захмелевший немец вздумал поучать русичей (он добре знал русскую молвь и
почти не ошибался в словах). Бояре горячились. Иван слушал с любопытством.
Послы иноземные были еще внове для него, и он тщился понять, что же самое
главное в этом зарубежном госте? Что кроется за шелухою слов, за
цветистыми и высокоумными славословиями великому русскому князю? Гордость
он уже понял. Понял и скрытое небрежение и небрежению тому усмехнулся про
себя, не дрогнув и не изменясь лицом. Прав Бяконт, прав! На Волгу пускать
их не след!
Посол меж тем расхваливал ихние немецкие товары, высокопарно изрекал
о законе имперском, о том, что только сильный и владетельный повелитель
(тут он поклонился Ивану) возможет заставить всех горожан и черных людей
хорошо работать и не лениться (<Добро роботати и не ленити себя>, - сказал
он.), такоже, как это у них, в земле немецкой.
О том, что творилось в немецкой земле, бояре были, однако, наслышаны
хорошо и почали возражать гостю. Иван мягко, мановением руки, утишил
поднявшуюся было прю и, впервые разомкнув уста, молвил послу:
- Со скорбью можем сказать, что иноземный гость изрек правду. В наших
землях не всюду спокойно, и проезд купцам зело труден там, где кончается
волость Московская! А посему лепше вам товары свои обменивать на Москве!
Немец растерянно уставился на Ивана, с опозданием поняв, что разговор
поворотил в сторону, выгодную русичам, а не ему. Но великий князь уже
склонил голову, отпуская иноземца, и тому пришлось, опять с поклонами и
хвалами, покинуть палату.
Иван, усмехнувшись одними глазами, оборотил лицо к сердито
взъерошенному Сорокоуму:
- Мыслишь, не прав немец сей?
Старый боярин тотчас взорвался опять, пристукнув посохом, словно все
еще споря с немцем, и сердито глядя чуть мимо Ивановых внимательных глаз:
- Заставить хорошо работать плохого работника нельзя! Ты мастера
удоволь! Доброму мастеру дай леготу для работы!
- Тогда и плохой потянет учитися мастерству! - спокойно поддержал
Сорокоума доныне молчавший Василий Протасьич. Сорокоум кинул глазами в