"Дмитрий Михайлович Балашов. Бремя власти (Роман)" - читать интересную книгу автора

Михалыча, не очень еще дозволяя мальчику скакать на коне впереди полков.
Да ведь он, Калита, сам же и настоял на том, чтобы в поимку за Александром
Тверским выступила <вся земля>, то есть и младшие братья беглого князя
тоже!
И тут, только тут и подумал! Только тут и испугался смертно, до
холодного поту, до ужаса! Представил вдову князя Михайлы, убиенного,
святого, как толкуют решительно все, - высокую, иконописно строгую, ничего
не забывшую и не простившую; и как, с каким ликом, с какими наказами
снаряжала она младших сыновей всугон за старшим там, у себя, в горелой,
наспех отстроенной Твери, в помочь кому? Брату убийцы мужа (ибо покойного
Юрия все в Твери считали главным и даже единственным погубителем Михаила
Святого), и мало что брату убийцы! Самого-то его, Ивана, не кем иным
считают в Твери, как убийцей Дмитрия Грозные Очи, хоть и без него казнил
Узбек старшего сына Михаилова, - все равно! И почему бы сейчас Константину
не зарубить нежданно ворога своего, как зарубил в Орде Дмитрий Юрия:
саблей, в мах... И все окончит разом. И останется только красная лужа
крови, медленно съедающая истоптанный копытами снег... Перепал. Забоялся.
Забоялся так, что возжаждал скорее оглянуть: близко ли свои кмети? Да нет,
Константин никогда на такое ся не решит! Александр - тот, что сейчас сидит
за твердыми стенами Плескова, - тот бы, пожалуй, и возмог... Или уж, чести
ради, не похотел! (Дак и того обидней!)
Князь Александр леповит, красовит ликом, статью - что сокол, прямой
князь! А горд - горд паче меры! Как он его ненавидел порою! Вот и здесь, и
днесь, на молитве стоючи, воспомня - не вздохнуть! Как в дыму! Главный
ворог он! Он - укор, и язва, и поношение ему, Ивану, да что - всему дому
московскому!
Грамоту прислал из Плескова <всем князьям, женущим по нем и хотящим
его пленити>. Иван ту грамоту и поднесь помнит наизусть: <Мне убо должно
есть со всяким терпением и любовью за всех страдати, нежели отмщати
лукавствующим и крамолящим на меня: ничто же убо есть житие земное, все
убо исчезаем и в небытие отходим, и воздано будет от Господа коемуждо по
делам его. Вам же лепо было другу за друга и брату за брата стояти, а не
выдавати татарам братью свою, но противятися на них за един и стати всем
вкупе за Русскую землю и за православное христианство! Вы же супротивное
творите, и татар наводите на христиан, и братию свою продаете безбожным
татарам!>
Если бы он сам мог сказать эти слова! Не сможет. Никогда. Побывав в
Орде, понял, что никогда. Разве - Узбек умрет... Да и то: что изменит
смерть этого самовлюбленного и мнительного деспота! Когда-то он понимал
брата Юрия. Теперь начал понимать покойного Михайлу Тверского. Нельзя! И
он будет знать, что нельзя, а Александр Михалыч не хочет и не будет этого
знать, и Русь будет любить Александра, а не его, Калиту. Уже и поныне
умную бережливость его зовут скупостью. О, он не скуп там, где надобно! На
каменные церкви, на монастырь во граде брошено излиха, и все ради единого
слова митрополичьего (а Феогност уехал в Литву и глаз не кажет - неужто
все зря?).
Или послать грамоту тверского князя в Орду?! Нет, пущай полежит. Не
сейчас. Не надо сейчас...
И вот главный враг. Александр Тверской. За то, что смел, за то, что
безрассуден. За то, что сын великого отца. За то, что брата его