"Андрей Балабуха. Пограничник" - читать интересную книгу автора

через два года после того, как он ушел на Границу. С тех пор он ни разу не
возвращался сюда: первые годы он вообще и слышать не хотел об отпуске, а
потом каждый раз выбирал новое место, посетив четырнадцать систем из сорока
девяти, освоенных человечеством. На тех мирах, где он побывал, тоже
существовали Сферы обслуживания, но нигде они не достигли такой
универсальности и такого совершенства, как здесь.
Речистер кинул огрызок биттерола в утилизатор, открывший пасть, едва он
поднес руку к шторке, и потом хищно щелкнувший челюстями. Интересно, подумал
он, что представляла собой Лида, когда первые отряды пионеров и строителей
начинали обживать ее?
Им небось и не снились такие кухни. Отчего же не снились, сообразил он,
ведь снятся же они мне на Тартессе. Просто мы успеваем уйти раньше, чем
приходит все это. Раньше, чем появляются вот такие Маринки, создающие теории
костюмов и умеющие все делать с такой полной отдачей, не оставляя ничего про
запас. И любить - тоже. И в следующий свой отпуск, подумал Речистер, я снова
прилечу сюда. Но это будет в следующий отпуск. А сегодня мой последний день
на Лиде, последний день с Маринкой, последний день...
Он подошел к окну и, нажав клавишу, подождал, пока молочная пелена
между стеклами опустилась до уровня его подбородка. Город широкими террасами
уходил вниз, к морю, но моря не было видно; за окном ровно гудел пропитанный
снегом ветер.
- Маринка, - тихонько сказал он. - Маринка, - повторил он, как
позывные, - Маринка.
Речистер отошел от окна, на ходу выудил из лежавшей на столе початой
пачки новую палочку биттерола и остановился у двери, опершись плечом о косяк
и приплюснув нос к скользкому силиглассу. Маринка лежала - легкая и тающая,
как улыбка Чеширского Кота. У Речистера захватило дыхание, он поперхнулся
биттеролом и со злостью бросил огрызок на пол. Тотчас же из своего гнезда
выскочила мышь-уборщица и с легким шорохом утащила добычу. Но Речистер не
заметил этого. Все виденные им когда-либо антропологические и
социологические графики обрели внезапно осязаемую сущность; экспоненциальные
кривые взметнулись из океана косной материи, и там, в высоте, затрепетала на
их концах иная материя - совершенствующая и познающая себя. Она была так
гармонична и прекрасна, что Речистер ощутил боль, ту трудно переносимую
боль, которая граничит с наслаждением. И имя ей, этому совершенству, этой
боли, было - Маринка. Он не выдержал, надавил плечом - наискось снизу вверх,
силиглассовые створки разошлись, он бросился к Маринке и вдруг увидел, что
она уже не спит и протягивает к нему руки...
- Маринка, - чуть ли не закричал он, зарываясь в нее лицом и чувствуя,
как в ее руки приходит невозможная, небываемая сила, - я остаюсь. Маринка!
В жизни каждого - за редчайшими исключениями - пограничника - наступал
момент, когда он переставал быть пограничником. Это происходило по-разному:
одни оседали на планетах, которые начинали обживать и уйти откуда вместе с
Границей уже не находили в себе сил; другие просто исчезали, поняв, что не
здесь могут они раскрыть себя до конца; третьи не возвращались из
отпусков... Как Речистер. И он знал, что никто не осудит его. Потому что
здесь люди нужны так же, как там, и каждый сам находит себе место. И мое
место здесь, подумал Речистер, на Лиде, старой и уютной Лиде, где есть
Маринка.
- Клод! - позвала Маринка.