"Сергей Бакшеев. Осколок в голове" - читать интересную книгу автора

стройной девушки, что казалось, пупок, который раньше был мягкой ямкой, а
сейчас топорщился пуговкой, вот-вот развяжется. Просто жутко было смотреть
на растущий глобус живота. И так все странно! Сзади посмотришь - даже талия
видна. Спереди, особенно если издалека - лишь видно, что тяжело идти
девчонке: лицо осунулось, ключицы торчат, и одежда на ней не в обтяжечку а
слишком свободная, балахоном висит. А сбоку взглянуть - кошмар! И как
женщины носят такое?
- Свяжись с механиками, пусть подготовят моего ястребка, - приказал
Тимофеев, забрасывая фуражку на шкаф. - Я пока переоденусь.
- Есть, товарищ полковник, - отрапортовал улыбающийся Епифанов.
Напряжение, вызванное внезапным приездом командира, окончательно
отпустило. Он был доволен, что угадал настроение начальства, сразу
предположив, что полковник горит желанием вспороть тихое засыпающее небо
мощной боевой машиной.
- А что в журнале записать? - осторожно поинтересовался старший
лейтенант.
- Ну, как обычно. Тренировочный полет, проверка двигателей на разных
режимах и высотах. И все прочее... Мне ли тебя учить?
Если все летчики эскадрильи летали строго по графику то командир иногда
себе позволял взлететь по велению сердца, для души. Такое настроение у него
бывало довольно редко, и гонял он тогда послушную серебристую пташку на
запредельных режимах и высотах. Спецы, знающие толк в авиации, могли по
достоинству оценить выверенное лихачество опытного аса.
- Самолет готов, товарищ полковник! - доложил Епифанов, когда командир
минут через десять появился в вы-сотно-компенсирующем костюме.
Рука полковника обнимала знаменитый гермошлем с изображением ястреба. У
птицы в ярком оперении, несмотря на хищно загнутый клюв, был спокойный ясный
взгляд. Этот рисунок на строгой форме тоже был маленькой вольностью, которую
мог позволить только всеми уважаемый командир.
- Предупреди диспетчера, - крикнул Тимофеев и, не спеша, вышел к
поджидавшей машине. Слегка оттопыренные руки старались не задеть
пневмотрубки на комбинезоне.
Через пару минут он был у самолета. Дежурная смена механиков поджидала
рядом.
- Все готово, товарищ полковник, - многозначительно улыбаясь, доложил
старший смены.
- Спасибо, Егорыч, - по-свойски кивнул Василий Тимофеев старому
сослуживцу, аккуратно надел гермошлем и ловко забрался по лесенке в знакомую
кабину, нагретую безжалостным казахстанским солнцем.
Последний день августа 1978 года клонился к закату, и солнечные лучи
успели наполнить жаром все закоулки тесной кабины.
Несколько секунд полковник с закрытыми глазами блаженно вдыхал знакомые
запахи грозной машины, мысленно прося ее - "не подведи, родная", и вспоминал
давние юношеские поцелуи с Любой под майским дождем в Саратовском парке.
Спиной он чувствовал уверенные объятия катапультирующего кресла, а ртом,
словно наяву, ощущал влажные податливые губы девушки. Это был его
своеобразный ритуал прощания с землей, молитва, которую он неизменно
повторял с 1970 года, со времен отчаянных боев в небе Египта.
Потом он закрыл кабину, закрепился в кресле. Пальцы привычными
движениями пристегнули кислородную маску. Полковник попробовал, как подается