"Марианна Баконина. Школа двойников (Часть 1)" - читать интересную книгу автора

что имеет дело с "проверенными товарищами". И вдруг неприятные подробности о
выборах в северной столице. Подчиненные-то, в том числе председатель вашей
окружной комиссии, не торопились доложить по инстанции дурную весть - никто
не спешит получить приглашение на казнь, особенно собственную. А тут... Будь
я вашим главным редактором, ваш скорбный труд не пропал бы, очаровательная
леди.
Многозначительная тирада шефа независимых журналистов была слишком
перегружена литературными аллюзиями. Он словно поставил перед собой цель
явить миру, а пуще всего Лизавете, Глебу и Славику, свою образованность и
начитанность. Лизавета немедленно сообразила, что ее потуги смотреться
идиоткой, благоухающей духами "Дольче Вита", не нужны и даже вредят делу.
Она опять сделала умное лицо. Валерий же Леонтьевич продолжал вещать:
- Жаль, что не присоединитесь к нам. Тогда удовлетворите мое
любопытство - почему вы так настойчиво расспрашиваете об этом мелком
деятеле от политики? Была бы известная персона - тогда понятно... - Задав
вопрос, он внимательно заглянул ей в глаза.
Лизавета выдержала пристальный взгляд, потом посмотрела на Глеба,
который шел на полшага сзади, - тот тоже напряженно ждал ответа. Экие
любопытные!
- Действительно! Я тоже дивлюсь, Валерий Леонтьевич. Это она меня сюда
притащила, все никак не могла успокоиться! Я уж и так и сяк спрашивал,
отчего ее это дельце зацепило, - ни в какую, хоть кол на голове теши!
- Просто вы посредственные журналисты, а она нет, - сказал вдруг
Славик Гайский. - Лизавета - журналист классный, потому что не ленивая и
любопытная.
Глеб и Валерий Леонтьевич разом повернулись к нему, у обоих вытянулись
лица - не то от удивления, не то от обиды. Не каждый день корреспондентов
российского "Ньюсуика" и уж тем более патронов отечественной независимой
журналистики называют в глаза посредственностями.
- Боже, а я все размышлял, умеет ли он говорить. - Глеб смотрел на
Славика Гайского, как отец на двухгодовалого шалуна, вдруг вышедшего к
гостям с заявлением "я обкакался": с одной стороны, мальчик выучил новое
слово, а с другой - следует объяснить ему, что кое-какие секреты следует
хранить при себе.
- Ты напрасно считаешь немыми всех, кто может молчать более трех
минут. - В Лизавете всегда было сильно чувство локтя и классовой
солидарности. - Не каждый же способен трещать как сорока.
- Вот уж не думал, что похожу на сию почтенную птицу, - раздраженно
проговорил Глеб. Он по-настоящему разозлился, и это бросалось в глаза.
Валерий Леонтьевич был спокоен, но хмурился. Лизавета поняла, что
переборщила. Эти люди не сделали ей ничего плохого, наоборот, помогли. Глеб
к тому же старательно развлекал на пресс-конференции. Валерий Леонтьевич
похвалил ее русский язык. А они со Славиком обзываются и вообще ведут себя
неподобающе, словно и не петербуржцы вовсе. И стоит ли так рьяно хранить в
тайне последние слова историка Владимира Дедукова?
- После бессонной ночи все становятся злыми и непредсказуемыми. Но
мрак развеялся, и я открою вам секрет: я слышала последние слова господина
Дедукова. Эти слова показались мне странными, вот я и пыталась найти им хоть
какое-то объяснение.
- И нашла? - все еще угрюмо спросил Глеб.