"Звонок из прошлого" - читать интересную книгу автора (Элтон Бен)

21

Полли была не единственным человеком, кто продолжал безнадежно тосковать о прошлом. Джек тоже чувствовал, что не в силах отделаться от своих воспоминаний. Однако, что касается Джека, то прошлое, можно сказать, воздействовало на него благоприятным образом. Постоянное присутствие Полли в его сердце и памяти оказывало существенное влияние на его жизнь и карьеру.

Покинув базу в Гринхэме, Джек остаток 1980-х годов провел в старинном, очень милом немецком городке Висбадене, который являлся частью грандиозного американского военного присутствия в Европе, развернутого там после окончания Второй мировой войны. В Висбадене располагалась штаб-квартира американской армии в Европе. За долгие годы этого присутствия местное немецкое общество успело свыкнуться с пребыванием в его среде орд чужеземной молодежи, и между ним и приезжими даже успело сложиться некое подобие не очень прочного, но все же содружества. Разумеется, возникали трения и конфликты, но дисциплина соблюдалась неукоснительно, и скандалы случались редко. Редко, но все-таки случались. Однажды в баре Бад-Наухайма – городишка, расположенного в нескольких милях езды на автобане от Висбадена, – случилась история, которую в армии впоследствии постарались забыть как можно быстрее.

Обычно Джек совсем не посещал пивные бары. Он вообще не был «пивнобарным» человеком. Слишком амбициозный, он старался приберегать свободное время для приобретения знаний или для спорта. Тем не менее в ту самую ночь Джек решил расслабиться. В течение всей предшествующей недели он принимал участие в полевых учениях, питался лагерной едой и спал на походных кроватях, и за эту неделю успел так промерзнуть и промокнуть, что готов был провести вечерок за выпивкой, лишь бы только выкурить из своих костей промозглую немецкую зиму.

Немного пресытившись Висбаденом, он решил поехать армейским автобусом в Бад-Наухайм, где весьма скоро столкнулся в баре с компанией знакомых офицеров.

– Эй, Джек, иди сюда! Выпей с нами пивка, ты, загадочная личность! – окликнул его капитан, известный под кличкой Указатель. Такое прозвище он получил, во-первых, потому, что работал в армии инженером-механиком, а во-вторых, потому, что обожал указывать всем и каждому, как себя вести в сексуальных делах. Он обитал в небольшом домике неподалеку от Бад-Наухайма вместе с еще одним армейским капитаном по кличке Прут. Указатель и Прут представляли собой хрестоматийную парочку «классных ребят» и в данный момент уже успели основательно набраться пива. Между ними сидела молодая немецкая девица по имени Хельга. Она принадлежала к тому сорту девиц, которые обожали военных и предпочитали именно с ними пить и заниматься сексом. Если бы Хельга была мужчиной, ее бы тоже отнесли к разряду «классных ребят», таких же, как Указатель и Прут, но так как она была женщиной, окружающие военные называли ее просто шлюхой.

За время, предшествующее описываемым событиям, Хельга уже успела очень тесно пообщаться с Указателем и даже один раз по случаю переспать с Прутом. И, по идее, данный вечер планировался Указателем и Прутом как некая «тройственная партия». Они затащили Хельгу в бар в надежде убедить ее заняться сексом одновременно с ними обоими. У них были все основания полагать, что Хельга будет сговорчивой, поскольку предварительно и в шутливой форме они с ней уже обсуждали эту возможность множество раз. Хельга даже хвасталась в ответ, что наконец-то они вдвоем смогут по-настоящему ее удовлетворить. «Тройственная партия» относилась к числу тех опасных игр, на которые Хельга шла охотно, потому что в глубине души, вопреки всей своей браваде, была одинокой, незащищенной девушкой и больше всего на свете жаждала внимания. Психолог мог бы многое сказать о ее эксгибиционизме и отсутствии у нее реального чувства самоуважения. А Указатель и Прут считали, что она всего лишь глупая, сексуально озабоченная сучка.

Кроме этих троих, за столом, к которому подошел Джек, сидели также Брэд и Карл, два молодых лейтенанта, которые всего три месяца назад приехали в Германию, а также капитан Шульц, бесхарактерный и во всех отношениях непримечательный знакомец Джека еще по военной базе в Гринхэме. Шульц оставил жену в бридж-клубе, а сам заскочил в бар, чтобы поесть и выпить. Он как раз томился и мучился сомнениями по поводу здешнего меню, не зная, что ему выбрать: то ли сэндвич с жареной свининой, то ли копченые колбаски с кислой капустой.

Джек раздобыл себе пива и присоединился к компании, и за столом теперь оказалось шестеро мужчин и одна женщина.

– Тебе не кажется, что в нашей компании образовался крен в мужскую сторону? – обратился Указатель к Хельге. – Не могла бы ты позвать какую-нибудь подругу?

– Хорошо, – ответила та и отправилась звонить по телефону.

Через некоторое время к сидящим за столом присоединилась еще одна женщина по имени Митти. Ее появление произвело сильное впечатление на Карла и Брэда: за ними в этот момент просто забавно было наблюдать. Все головы в баре, как по команде, повернулись в сторону тонкой талии и внушительного бюста Митти. И она, и Хельга имели очень приятную внешность, обе умели себя подать, обе носили одежду по последнему писку моды, так что их можно было счесть ходячей рекламой ультрамодных товаров. На обеих были надеты короткие воздушные юбочки и ковбойские башмаки. На плечах Хельги красовался к тому же «вареный» джинсовый жакет, спереди инкрустированный фальшивыми бриллиантами, а сзади украшенный фотографией Лос-Анджелеса и словами «Горячие ночки Лос-Анджелеса», которые были наколоты блестящими металлическими заклепками и специальными одежными стразами. Под жакетом была воздушная розовая переливающаяся блузка, из которой ее груди так и норовили вывалиться наружу. На Митти сверху был кожаный пиджак, который имел эффектную «мокрую» выработку и также был украшен стразами, воротник его стоял по самые уши, а накладные плечи имели такую ширину, что через узкие дверные проемы Митти приходилось протискиваться бочком. Со своими волосами обе умудрились проделать нечто, что не поддавалось описанию и могло обескуражить любого, правда, не в середине восьмидесятых годов, когда людям случалось видеть и не такое. Тем не менее самые жуткие прически тех лет, можно сказать, соединились на их головах в одну. Две могучие, взъерошенные, высветленные гривы с платиновыми проблесками, покрытые всевозможными гелями, лаками и пенками, спрыснутые спреями, начесанные до вавилонской высоты и, без сомнения, закрепленные всевозможными составами из аэрозолей, способных пробить в озоновом слое дыру величиной с Германию. Обе девицы обладали нежной кожей, тем не менее на их лицах лежал неимоверно толстый слой косметики, тональной пудры и прочего, а на скулах красовалось к тому же по огромному розовому синяку, как будто они стукнулись физиономиями, причем сделали это симметрично и с обеих сторон. На глазах у них были наклеены искусственные ресницы, губы покрыты перламутровой розовой помадой и очерчены по контуру черной линией, что придавало их внешности нечто роковое и самоуверенное.

Напитки лились рекой, постоянно заказывались новые, и скоро разговор принял более свободную форму. Уже пошли в ход любимые в таких случаях ругательства на разных языках, причем особо неудержимые взрывы хохота раздавались тогда, когда Хельга расширяла кругозор военных по части немецких ругательств, относящихся к минету.

Карл и Брэд были в полном восторге. Они вели восхитительную жизнь настоящих солдат, были на равных со старшими офицерами и обменивались непристойностями с настоящими немецкими проститутками. Даже Джек потешил себя; все было вполне безобидно, девушки были очень остроумны в том, что касалось непристойностей и вообще всех нюансов немецкой городской жизни, а Указатель, как всегда, был в курсе самых последних анекдотов из Америки.

– А знаете, почему Гэри Харт носит кальсоны? – спросил он. – Да потому, что боится застудить свои ляжки!

Первые лица среди демократов снова оказались не на высоте, и Гэри Харт, многообещающий, харизматический политик, который одно время был главным претендентом на президентских выборах от демократической партии, столкнулся в данный момент с большими неприятностями, которые получили название «извержения пустышки». Харт имел репутацию бабника и теперь очень неудачно для себя ее подтвердил, так как был застигнут на яхте в обнимку с девицей в бикини, которая ни в коей мере не являлась его женой. Большинство военных на базе были в ужасе от подобного инцидента и считали его совершенно достаточным, чтобы навеки похоронить репутацию и амбициозные профессиональные устремления любого человека.

– Ну, не скажите! Я бы отдал ему свой голос! – перекричал других Указатель. – Нам что, в Белом доме нужны гомики?

Два молодых лейтенанта выразили свою полную поддержку и ударили себя по ляжкам в знак того, что они-то уж точно настоящие парни.

Шульц смотрел на эту историю несколько по-другому.

– Ну, не знаю. Мне кажется, что мы имеем право ожидать от высших лиц в государстве самых высоких стандартов поведения, – сказал он. – В конце концов, если мужчина лжет своей жене, то на каком основании он будет говорить правду нам, его избирателям?

– Черт подери, Шульц! – возразил Указатель. – Если мужчина говорит, что он никогда не обманывал свою жену, значит, он точно обманщик!

Джек почувствовал, что Митти смотрит на него очень внимательно. Он взглянул в ее сторону и улыбнулся, подумав при этом, что, наверное, под всеми этими килограммами косметики она очень даже мила. Губы Митти слегка приоткрылись в точном подобии манере, принятой у «роковых женщин» из сериала «Династия». Зубы ее блеснули, и вдруг она чуть-чуть высунула кончик своего тонкого, блестящего и влажного язычка и легко провела им из угла в угол своего чрезмерно накрашенного рта. Митти явно не относилась к числу наивных девочек. Она не могла выразить свои желания более откровенно, даже если бы послала Джеку записку с просьбой о сексе. Джек ей явно понравился. Она быстро поняла, что по уровню интеллекта он выше остальных мужчин за столом: он смеялся не так громко, выражал свои вожделения не так откровенно и не терся под столом об ее ноги.

Джек удивился, обнаружив и в себе некоторую заинтересованность. Прошло уже много времени с тех пор, как у него была сексуальная связь с женщиной. Четыре года тому назад он сбежал от Полли, и в это время он, конечно, не монашествовал, но и не проявлял в этой сфере чрезмерной активности. И каждый день продолжал думать о Полли. Он хотел видеть ее каждый день, и ни одна девчонка, с которой он встречался после нее, не шла с ней ни в какое сравнение. Разумеется, то же самое относилось и к этой, безвкусно одетой, бесстыдной девице, которая через весь стол, не стесняясь, делала ему знаки языком. Она была прямой противоположностью Полли. И тем не менее что-то в глазах Митти было такое, – что-то за этими маскарадными наклеенными ресницами, за жирными кругами черной туши и серебряными тенями, – что Джеку показалось очень знакомым. Может быть, это была правдивость, может быть, чувство юмора, а может – просто одиночество. Джек почувствовал, что отвечает на ее взгляд.

– В этом заведении что-то стало слишком шумно, – сказал Указатель, у которого над верхней губой висели усы из белой пивной пены. – А что, если нам всем сейчас закатиться к «Американцу» и выпить шампанского?

Отель «Американец» был любимым местом одноразовых ночевок среди более искушенных членов союзнических вооруженных сил в этом округе. В отеле было чисто, имелись хорошо оборудованные и дорогие апартаменты, и для вечеринок определенного рода он подходил идеально. В двух номерах люкс с ваннами джакузи трое могли разместиться весьма комфортабельно, но и четверо чувствовали бы себя неплохо. Было то самое время, когда его величество доллар был сильнее всех других мировых валют, и те одна за другой сдавали перед ним свои позиции: даже не такая уж бессильная валюта, как немецкая марка, уважительно снимала шляпу перед покупательной способностью заморского бакса. Американцы в Европе чувствовали себя даже комфортнее, чем у себя дома, и апартаменты люкс в отеле «Американец» были вполне по карману многим состоятельным офицерам американской армии.

Хельга сказала, что она в любое время готова пить шампанское, Прут, разумеется, выразил энтузиазм по поводу этой идеи, а Брэд и Карл вообще едва могли поверить своему счастью. Митти между тем только пожала плечами. При этом она взглянула прямиком на Джека, и ее жест мог означать только одно, а именно, что идея ее устроит только в том случае, если в вечеринке примет участие Джек. Все глаза устремились на Джека. На Шульца никто не обращал внимания. Его игнорировали даже молодые офицеры: для них он был чем-то вроде человека-невидимки.

Джек глотнул свое пиво и засмеялся.

– Так вы, парни, решили устроить себе маленький праздник? – спросил он.

– Ты что, разве не слышал? – ответил Указатель. – Жизнь вообще праздник.

Пора было принимать решение. Джек пытался понять, чего он хочет. И, разумеется, пришел к выводу, что ему хочется, как всегда, оказаться рядом с Полли. Но так как она находилась сейчас вне поля его досягаемости, то он решил, что, скорей всего, ему теперь хочется побыть наедине с Митти. Пил он много, и с каждой минутой пьянел все больше, и с каждой минутой она казалась ему все более привлекательной. Может быть, ему все-таки следует пойти навстречу своему желанию? Доставить себе немного радости? Последнее время он и так что-то был слишком суров к себе. Может быть, ему следует все-таки немного развлечься? Он посмотрел на Митти, и ее ответный взгляд был поощрительным.

– Послушай, – сказал между тем Указатель, – думай быстрее. Мы тут все состаримся, пока ты что-нибудь надумаешь.

Джек постарался взять себя в руки. Его клонило в сон. Оргии были не для него. Это можно было бы счесть странным, но Полли – вернее, память о Полли – в жизни Джека начала играть роль своеобразного цензора. Он часто с удивлением замечал за собой, что думает о том, как она отреагирует на то, что он говорит или делает. И уж во всяком случае, сейчас он был совершенно уверен, что она ни за что бы не одобрила его решение пойти в отель «Американец» и кувыркаться там в ванне с пьяными девками. Поступить так значило для него все равно что предать ее полностью и окончательно, а он точно не хотел ее предавать, во всяком случае – память о ней.

– Нет, спасибо, – наконец произнес он, поднимаясь из-за стола. – Я собираюсь сейчас пойти что-нибудь поесть.

– Эй, пошли лучше с нами, Джек! – запротестовал Указатель. – Ты же не хочешь испортить нам компанию?

– Да зачем я вам нужен? – рассмеялся Джек и тут же уловил взгляд Митти, в котором явно сквозило разочарование. Он не мог ничем помочь, но улыбнулся ей, и этого оказалось достаточно. Митти тоже поднялась из-за стола.

– Я иду с тобой, – сказала она решительно и нагло.

– Нет, Митти! – с ударением произнесла Хельга.

– Именно что нет! – поддержал ее Указатель.

Они оба прекрасно понимали, что значит в сексуальной игре соотношение шесть к двум и как сильно оно отличается от соотношения пять к одному, и обоим такой поворот событий явно не понравился.

– Пошли с нами, Джек! Ты и Митти просто обязаны с нами остаться!

– Митти может делать все, что ей заблагорассудится, но если ты думаешь, что мне улыбается идея видеть твою белую волосатую задницу в массажной ванне, то ты сильно ошибаешься. По-моему, ты не первый день в армии, – ответил Джек, надевая свой плащ.

– Я тоже не думаю, что мне стоит куда-то теперь идти, друзья мои, – сказал, в свою очередь, Шульц. – У меня завтра с утра визит в педикюрный кабинет, а я не выношу делать такие вещи с пьяной головы. Так что большое вам спасибо.

Указатель не обратил на слова Шульца ни малейшего внимания.

– Кто тут говорит о каких-то там массажных ваннах, Джек? – снова обратился он к Джеку. – Мы просто хотим продолжить нашу попойку.

– Да-да, конечно, приятель, разумеется, – ответил Джек и, кивнув всем на прощание, поднялся со своего места и направился к двери – однако прежде обменялся вопрошающим взглядом с Митти. Далее последовал короткий разговор между Хельгой и Митти на немецком языке, суть которого заключалась в том, что Митти спрашивала Хельгу, не возражает ли она против того, что останется в компании единственной женщиной. Особого восторга по этому поводу Хельга не испытывала, но она была взрослой девочкой, и давно установившееся правило гласило, что в подобных пиковых ситуациях каждая женщина делает свой выбор сама. Хельга ответила Митти, что если она хочет пойти с Джеком, то пусть она так и поступает, но только пусть завтра с утра обязательно позвонит и даст ей полный отчет.

– Ты тоже, – ответила Митти по-английски, – только, пожалуйста, не очень рано.

Джек ждал ее у дверей. Митти подхватила свою курточку, и оба они покинули бар. На улице Митти взяла Джека под руку, и они пошли по заснеженным улицам. Митти дрожала. Ее коротенькая юбочка и кожаный, с «мокрым» эффектом пиджачок были плохой защитой от холода. Джек положил руку ей на плечо. Большинство мест в городе было уже закрыто, но через некоторое время они все-таки отыскали в подвале одного из домов маленький марокканский ресторанчик под названием «Казбах». Его клиентура состояла в основном из северных африканцев, экономических иммигрантов, которые были темой многих негодующих разговоров в городе.

На сей раз, однако, темпераментные чернокожие люди и их неожиданные гости обменялись улыбками, и Джек с Митти спокойно уселись за свободный столик и принялись уплетать свой кус-кус, жаркое из ягненка и запивать все это пивом.

– Так ты действительно, оказывается, хотел есть? – спросила его Митти.

– Конечно, а что же еще?

Оба они прекрасно знали, что же еще. Митти не ответила и только кокетливо взглянула на свою еду, а затем снова на Джека, что можно было счесть вполне недвусмысленным ответом. Глаза у нее, в сущности, были очень красивые, и если бы не этот смехотворный пиджак, она бы выглядела совсем не такой уж крутой и агрессивной. Даже огромная копна волос на ее голове вдруг стала казаться Джеку гораздо мягче и симпатичнее.

Они покончили со своей едой и отправились в маленький отель, где занялись любовью. Но уже с самых первых минут Джек понял, что лучше бы они этого не делали. Митти ему нравилась: она была милой девочкой и, несмотря на всю свою ужасную косметику, очень хорошенькой, но правда заключалась в том, что она не была в его вкусе. Частично все объяснялось ее запахом. На теле Митти не оставалось ни одного места, которое не было бы облито и обработано всякими душистыми жидкостями и антиперсперантами. Она могла трахаться целый год с кем угодно и сколько угодно и при этом вообще не потеть. За что ни схватись на ее теле, все у нее было пропитано и отдавало всевозможной химией: и всклокоченные, сожженные разными красителями волосы, и шея, и этот опереточный блеск на губах, и обработанный специальным спреем бюст – даже промежность ее была облита дезодорантом, так что естественный сексуальный запах ее был в корне истреблен и на его месте воцарился какой-то мускусный напалм. Едва успев раздеть Митти, Джек заработал себе головную боль и аллергический насморк. С таким же успехом они могли заниматься любовью на прилавке парфюмерного магазина. В горле у Джека першило, причем так сильно, что зуд в горле не проходил у него весь следующий день, как будто он выпил бутылку лосьона после бритья.

Конечно, Джек был джентльменом и постарался выполнить свой сексуальный долг как можно лучше, но оба они с самого начала прекрасно поняли, что сердце его не участвовало в этом.

Через некоторое время они сдались, снова оделись, и Джек на такси отвез Митти домой.

На прощанье он ее поцеловал и отправился к себе на базу, чувствуя себя одиноким и несчастным едва ли не сильнее, чем до этого приключения.

А на следующий день приблизительно около полудня Митти позвонила Хельге, чтобы узнать, как та провела ночь.

Хельга ответила, что все было очень мило, однако голос ее при этом звучал очень странно. После этого звонка Митти не видела Хельгу почти целую неделю, и за это время та успела побывать в полиции и оставить там заявление об изнасиловании.

А дело было в том, что в ту ночь, когда Джек и Митти покинули компанию, с Хельгой приключилась некая история.

Никто из участников попойки не отрицал, что все пятеро – Указатель, Прут, Брэд, Карл и Хельга – вместе покинули пивной бар в Бад-Наухайме, оставив капитана Шульца наедине с его кислой капустой. Точно так же никаких разногласий у них не было в том, что затем они переместились в отель «Американец», где Указатель заказал лучшие и самые дорогие апартаменты, в которых был бар и массажная ванна. После этого свидетельские показания начали расходиться. Хельга вообще-то признавала, что все они разделись и впятером втиснулись в горячую ванну. Она также признала – под напором допрашивающих ее полицейских, – что потом совершенно добровольно позволила Указателю себя потрахать прямо в ванне на глазах у остальной компании. Она также частично согласилась с тем, что в течение короткого времени мастурбировала одного из мужчин – кажется, им был Прут, а может быть, и кто-то еще. После этого Хельга заявила, что Прут предложил ей заняться сексом с ним, а потом и с двумя молодыми офицерами. Хельга сказала, что с этого момента она почувствовала нервозность, так как мужчины начали вести себя слишком шумно и горланили невесть что. Она отклонила просьбу Прута, сказав, что с нее достаточно, и сделала попытку вылезти из массажной ванны. По ее заявлению, после этого Прут и Брэд начали насиловать ее по очереди, а Карл и Указатель сидели рядом и продолжали выпивать.

Мужчины, со своей стороны, клялись под присягой, что Хельга была согласна на все сексуальные операции, которые происходили в эту ночь. Они клялись, что никакой разницы не было между отношениями Хельги с Указателем и с каким-то другим мужчиной. В подтверждение своих слов они приводили тот факт, что Хельга не кричала и вообще не покинула отель до самого утра – и даже приняла чашку кофе из рук Карла. Все тем не менее были согласны в том, что были сильно пьяны.

Хельга, в свою очередь, не могла объяснить, почему она не кричала, и могла только предположить, что была, очевидно, очень испугана. Она также не могла с уверенностью сказать, почему она оставалась в отеле в течение нескольких часов после инцидента, и объясняла это разве что тем, что чувствовала себя очень слабой, больной и подавленной. Когда ее спросили, почему ей потребовалось пять дней, чтобы подать заявление о якобы имевшем место изнасиловании, она отвечала, что долго колебалась, потому что прекрасно понимала, как может подобный инцидент выглядеть со стороны. Единственное, в чем Хельга была абсолютно уверена, это то, что последние двое мужчин, которые занимались с ней сексом, прекрасно знали о том, что она уже не была добровольным участником.

Суд решил дело в пользу мужчин. Тот факт, что Хельга и раньше вступала в сексуальные отношения с Указателем и Прутом и что она добровольно согласилась идти с ними в отель, говорил против нее. Кроме того, значение имело и то, что против нее одной дружно свидетельствовали четверо.

Хельга покинула Бад-Наухайм почти сразу же после суда. Домой она написала после этого всего раз или два, и Митти слышала, что она теперь живет в Гамбурге, но вскоре ее следы затерялись.

Карьеры четырех участников инцидента были полностью подорваны. Какое бы решение ни принял суд, столь грязный инцидент для армии стал слишком заметным событием, чтобы его можно было просто-напросто проигнорировать. Все они превратились в людей меченых. Один за другим они вынуждены были покинуть армию и вернуться к гражданской жизни в Штатах, исполненные горечи и злобы, и совершенно ничего не почерпнули из своего печального опыта. Совсем напротив. Все четверо были абсолютно уверены, что весь инцидент являлся по отношению к ним грандиозной несправедливостью и что женщина по имени Хельга преднамеренно решила их свалить, не имея на то решительно никаких оснований, кроме разве что своих порочных наклонностей и задетого женского самолюбия.

Этот случай шокировал и привел в замешательство как армию, так и местное общество. Джек, которого тоже вызывали в суд в качестве свидетеля для того, чтобы он пересказал последовательность событий первой части вечера, чувствовал, что его эмоции и принципы оказались в полном разладе и неразберихе. Он вступил в интенсивную переписку со своим братом Гарри по поводу этой ужасной истории. По мнению Гарри, вина четырех военных была совершенно очевидной, и вообще он считал, что они еще очень легко отделались. У Джека не выработалось столь ясной позиции. Он вспоминал, как плакал юноша Брэд в комнате для свидетелей, убеждая присутствующих в том, что он думал, что для такой женщины, как Хельга, не имело никакого значения, сколько мужчин она принимает за один вечер.

– с негодованием спрашивал своего брата Гарри. –

Нет, конечно, Джек знал, что сам он никогда на такое не способен, но тем не менее пребывал в тяжелых размышлениях. Он размышлял о том, каким же человеком мог стать он сам, если бы не повстречал на своем пути Полли. Неужели он стал бы таким же, как Брэд? Неужели он тоже был бы способен напиться до чертиков и отнестись к женщине не как к цельному и сложному существу, со своими чувствами и болью, а как к своего рода двуногому сексуальному животному? Вполне возможно. К сожалению, это было вполне возможно. В каждом мужчине заложено нечто темное: именно поэтому мужчины так легко способны убивать. Джек был солдатом и знал это очень хорошо. Инцидент в Бад-Наухайме показал ему, к чему может привести эта темная, нецивилизованная сторона мужского существа, если позволить ей одержать верх. Он сам получил урок, который не мог забыть никогда.

Джек мог предать любовь Полли, но любовь Полли не предала его.