"Звонок из прошлого" - читать интересную книгу автора (Элтон Бен)

6

Полли улыбается.

Полли хмурится.

Полли зевает. Полли идет. Полли стоит.

Вот Полли идет к автобусной остановке возле ее дома. Вот она стоит на той же автобусной остановке. Вот она возвращается с той же автобусной остановки. Вот она стоит перед своей дверью и ищет ключ.

Сотни мельчайших, практически одинаковых моментов из жизни Полли, запечатленных на пленке, тщательно проявленных, отпечатанных и развешанных на стене у Питера.

– Право, я не могу понять, какой от всего этого может быть вред? – любила повторять мать Питера. Разумеется, больше для самоуспокоения, нежели для своей собеседницы – соседки по дому, с которой они иногда вместе пили чай. – Множество молодых людей поступают точно так же и развешивают фотографии понравившихся им женщин на стенах своих комнат. Памелы Андерсон, например, или красоток из «Плейбоя». Всяких подобных штучек. Питера даже можно назвать более нормальным, чем другие, потому что все его заботы вертятся вокруг реальной женщины. А не какой-нибудь там воображаемой личности.

Питер стал делать эти фотографии в знак протеста против постановления суда.

За прошедшие три месяца он нисколько не потерял интереса ко всей этой истории, как на то надеялась Полли. Как раз наоборот. Он арендовал новую машину – не ту, которая была слишком хорошо известна в полиции, и припарковывал ее возле дома Полли около семи утра. Там он ждал, прикрывшись номером «Дейли миррор», когда Полли отправится на работу, а он наконец начнет свои фотографические этюды. Когда она садилась в автобус, он пускался за ним вдогонку и преследовал до тех пор, пока тот не сворачивал на одну из узких оживленных улочек в центре города, где Полли должна была выходить. Здесь Питер уже не мог делать свои фотографии, потому что, во-первых, вокруг было слишком много машин и слишком много народа, а во-вторых, висел знак, запрещающий поворот в этом месте для личных авто.

Однажды, когда Полли выходила из автобуса, Питер заметил, как она выбросила в мусорный бак пустую коробку из-под сока.

Разумеется, он должен был завладеть этой коробкой во что бы то ни стало – даже ценой неотвратимого в таких случаях штрафа. Он решительно свернул под запретительный знак, затормозил у самой обочины, включил габаритные огни, а потом вдруг поднял машину на тротуар и проехал сквозь густую толпу прямо к интересующему его объекту. Там в это время уже копошился какой-то бомж: он тщательно обследовал содержимое мусорного бака с целью найти что-нибудь съестное. А может быть, читабельное. К счастью, заветная коробка из-под сока бомжа совершенно не заинтересовала. К счастью для него. Потому что в противном случае ему пришлось бы худо.

Иногда Питер, отправляясь спать, ласкал коробку, прикладывал свои пальцы к тем самым местам, которых когда-то касалась рука Полли, изучал, как она погнута, скомкана, сжата. В своем воображении он уже рисовал себе картины, как ее нежные пальцы сжимают и мнут таким же образом его тело.

Потом он брал в рот тонкую согнутую пополам соломинку и слегка посасывал ее.

– Я полагаю, что он еще не совсем выбросил из головы эту женщину, – пускалась в привычные рассуждения за чашкой чая мать Питера со своей собеседницей. – Однако контактов у них нет с тех самых пор, с тех пор… – Вызов Питера в суд слишком болезненно отзывался в чувствительной душе его матушки. Как только она вспоминала об этом, она начинала злиться. Она злилась на Полли.

– Какая же это сука. Ей совершенно не следовало обращаться с такими вопросами в полицию. Она могла просто прийти ко мне и все рассказать. А уж я бы нашла способ как-нибудь его остановить, повлиять на моего мальчика. Хотя, с другой стороны, я просто не понимаю, что уж такого плохого он сделал? Он просто полюбил ее, вот и все. Что она увидела в этом такого страшного, что так ее испугало?

На самом деле мать Питера прекрасно понимала, какие такие веские причины имеются у Полли, чтобы бояться ее сына. Стоило только почитать его письма и электронные послания. Напрямую в них он, конечно, никогда не угрожал. Но говорил при этом такие слова и высказывал такие пожелания, которые испугали бы и более храброго человека, чем Полли. Тем не менее, мать Питера попыталась внести в это дело элементы рационализма. Она рассуждала так: если бы Сука вела себя чуть любезнее, то есть заставила бы себя иногда здороваться с ее сыном, хоть изредка дарить ему улыбку, а иногда даже ответить (почему бы и нет?) на одно или два его письма, то ее мальчик не чувствовал бы себя таким несчастным. Мать Питера полагала – так же как Питер, – что такое обожание заслуживает своего рода вознаграждения. В конце концов, не каждой же девчонке достается в жизни такое обожание, какое совершенно незаслуженно и бесплатно получила Полли.

– Он ведь приносил ей подарки. Цветы и лазерные диски. А она ни разу даже не сказала ему спасибо. Вообще ни разу не выразила своей признательности. Конечно, это его очень уязвило. Конечно, он был расстроен. Я его совершенно не осуждаю. Я вообще была близка к тому, чтобы самой написать этой Суке письмо.

В представлении Клопиной матушки, Полли больше не заслуживала своего имени. Она превратилась сначала в «эту женщину», а потом, когда дело приняло для Питера совсем плохой оборот, и в «Суку».

– Во всяком случае, теперь он мне обещал, что выбросит ее из головы, больше не будет к ней приближаться и все такое. А что ему еще остается? Иначе его ждет тюрьма, а что я тогда буду делать? В конце концов, это ее проблемы. Раз уж она не смогла по достоинству оценить такого мальчика, как мой Питер.

Но Питер вовсе не выбросил Полли из головы. Да и как он мог это сделать, даже если бы и захотел? Любовь нельзя запретить. Ею нельзя распоряжаться и управлять по собственному усмотрению. Она приходит без спроса и уходит по собственной воле. Только железная дисциплина может сдержать это наваждение. Но Питер не обладал ею.

По словам матушки, Питер теперь очень много времени проводил за компьютером. Он просто жил в компьютере, как какой-нибудь компьютерный клоп. Одержимый желанием прорваться к Полли сквозь молчание киберпространства. Ему запретили посылать ей электронные письма (что, впрочем, не очень-то его обескуражило). Он жаждал установить с ней реальную связь, осязаемую, физическую. Он касался пальцами компьютерной клавиатуры, которая в свою очередь посылала сигнал модему, который послушно отправлял его дальше, в сеть Телеком, а уж Телеком простирал свои щупальца до телефона Полли. То есть, прикасаясь к своей клавиатуре, Питер, можно сказать, прикасался к самой Полли.

Он попробовал даже стать хакером.

Взломав некоторые простейшие коды, он добился того, что сумел через некоторое время прочитать в компьютере номер ее карточки. Он узнал, что она купила большую часть своей мебели в ИКЕА, и даже выяснил, какого цвета и стиля были выбранные ею вещи. Он узнал, какую марку брюшного тренажера она заказала в одну из безрассудных минут своей жизни прямо с обложки цветного рекламного буклета. Он воображал себе, как теперь она на нем кувыркается и подтягивается, одетая в изящное спортивное трико, хотя с этим как раз-таки полностью попал впросак. Она не удосужилась даже распаковать купленный тренажер. Он узнал новый номер ее телефона, не внесенный в справочник. До чего же это было приятно: сидеть в своей комнате и видеть номер ее карточки прямо у себя перед глазами! Можно сказать, что таким образом он совершал маленькое вторжение в ее личную жизнь. Разбойным образом проникал в ее секреты. Узнавал о ней то, что она совершенно не собиралась никому рассказывать.

Иногда матери Питера начинало казаться, что Питер привязался к своему компьютеру сильнее, чем к этой самой Суке. Она не понимала, что компьютер для него был своего рода продолжением Полли, средством обладания ею.