"Григорий Бакланов. Друзья" - читать интересную книгу автора

- Знаешь, мне - тоже, - сказал Виктор. - Может, очень хотим, оттого?
- Тут и хочешь и боишься. Путь от проекта до воплощения - это путь
потерь. Вот чего не хочется.
А что, собственно, может случиться, если не быть суеверным? Конечно,
заранее лучше не загадывать, но ведь действительно утвержден проект
микрорайона, который они с Виктором будут строить. И не где-либо строить, а
на самом въезде в город с аэродрома. Первое, что увидят люди, въезжая.
Неужели что-нибудь стряслось?
- Да-а... Приедем, а нам как раз по затылку... - сказал Виктор на
всякий случай.
Влетели на мост, полный ветра и грохота. Глаза сами щурились от
встречного мелькания перекрещенных красных металлических конструкций; все
они были в крупных заклепках. Паровоз загудел, гулко отдалось, как в
железной бочке.
Внизу сквозь мелькающие шпалы - черная река, плоскодонка в неподвижной
воде у берега, в ней горбится рыбак.
Андрей еще мальчишкой был, и вот так же горбился рыбак в тени берега, и
такой же на нем был прорезиненный плащ. Может, он вечно сидит под мостом, а
над ним проносятся и поезда и времена?
Сорванный ветром клок белого пара остался таять над черной водой, а
поезд вырвался из мелькания и железного грохота, и неподвижными на миг
показались поля.
Они медленно поворачивались, телеграфные провода над ними взлетали и
падали, взлетали и падали.
У переезда перед опущенным шлагбаумом стоял пыльный грузовик. За
стеклом кабины смутно угадывалась женщина с младенцем на руках. А на подводе
высоко на мешках блестела загорелыми ногами подводчица в белой косынке.
И это тоже мелькнуло.
Поезд пошел по дуге, показывая все подряд спешащие за паровозом вагоны
с пассажирами в окнах. Из одного окна плеснули воду, ярко заблестела зеленая
краска другого вагона.
А уже вдали из равнины полей, из нагретого дрожащего воздуха возникал
распластанный город: серый элеватор, трубы ТЭЦ и химзавода - все это неясно,
в бензиновой дымке. Стеклышком, попавшим на солнце, блеснули подновленные
главы монастыря. Поезд прибавил скорость, загудел.
Из всего понастроенного за многие годы, что теснило друг друга,
заслоняя силуэты, по-прежнему был виден издалека монастырь. Умели
архитекторы прошлого выбрать место, знали толк, и был глаз.
На вокзальной площади стелили асфальт, как всегда летом. Грохочущее
стадо машин двигалось взад-вперед в сизом чаду. Подъезжали самосвалы,
опрокидывали из кузовов черные кучи горячей, маслянисто-рассыпчатой массы.
Что-то кричали шоферы, но голоса их глохли в реве моторов.
И на всех механизмах, на катках, на машинах сидели за рулем мужчины. А
женщины, повязанные по брови косынками, закопченные и загорелые, в пудовых
башмаках, таскали на лопатах асфальт.
Отвесно жгло полуденное солнце, жаром дышала площадь, жар шел от
железа, от перегревшихся моторов, от блестящих коричневым соляровым маслом
огромных катков.
Оттесненные к краю пассажиры, с поезда попавшие в эту пышущую духовку,
суетились под стеной с чемоданами в руках, боясь соступить с тротуара;