"Григорий Бакланов. Друзья" - читать интересную книгу автора

холмов города, как раз против главной улицы, на ее оси. Низкий цоколь из
дикого, необработанного камня, неасфальтированные подъезды - каменные плиты
и проросшая меж плитами трава, - несколько валунов на травянистом склоне.
Здание естественно вырастало из природы, оставаясь частью ее. Уже тогда он
видел то, что было бы современно сегодня, что смотрелось бы сейчас.
С правой стороны (а если глядеть с холма, то слева), среди дубов и
кленов, желтых осенью, он поставил бы в парке драматический театр. А по
другую сторону - тоже в парке - памятник героям революции. Вечерами -
направленный свет прожекторов. Это мог быть красивейший ансамбль, это была
бы его Тамань: "Написать "Тамань" и умереть..."
Он был тогда моложе на тридцать с лишним лет, он принес свои ватманы и
развернул на зеленом сукне, как разворачивают дитя из пеленок. И предстало
его дитя голым на всеобщее обозрение.
Он еще не знал, что люди редко видят вещи своими глазами. Но
господствующее представление охотно делают своим. И потому необходимо, чтобы
мнение было подготовлено, чтобы прежде услышали о том, что предстоит
увидеть. И даже те слова, которые скажут в итоге, должны быть умело
подсказаны.
А он развесил ватманы, поставил макет на сукно и отступил, немой от
волнения. И ждал. Потом, когда уже было поздно, он что-то жалко лепетал о
законах архитектуры... Что законы архитектуры, когда, казалось, законы
природы переделывались, чтобы утвердить над всем величие и власть человека.
И срыли холм. Тогда еще не было бульдозеров, не было экскаваторов. Его
срыли лопатами, увезли на телегах. А позже возникли эти ступени.
Впрочем, Александр Леонидович не раз потом думал с удивлением, что хотя
люди, разглядывавшие тогда его проект, в законах архитектуры разбирались
слабо, что-то другое понимали лучше него. И здание, которое в конце концов
воздвиглось и стало прочно, несло в себе идею и утверждало ее. Со временем
он привык даже гордиться: это построил я.
И вот по этим ступеням, которые впервые возникли на ватмане под его
рукой, он вел вверх Анохина и Медведева, все нужные слова сказав наперед,
все сделав, оговорив и предварив.

ГЛАВА IV

Их ждали. Едва они вошли в приемную, предводительствуемые Немировским,
помощник поднялся навстречу:
- Ждут. Уже ждут.
С достоинством и радушием он лично и в своем лице приветствовал их.
- Владимир Никифорович? - тихо спросил Немировский, глазами указав на
дверь.
Помощник кивнул вполне утвердительно. Это означало, что заместитель
председателя Митрошин там и настроен в их пользу.
В левой руке Немировский держал папку, а правая, когда он входил в
учреждение на соответствующие этажи, была свободна для рукопожатий. И теперь
он подал ее помощнику. Тот пожал сердечно. Выпущенные белые манжеты, белый
воротничок, галстук в косую полоску, заколка с цепочкой, склоненный к плечу
седоватый зачес.
- Здравствуйте, Виктор Петрович! Здравствуйте, Андрей Михайлович! - с
должным почтением, но и себя не роняя, говорил помощник и ответно пожимал