"Григорий Яковлевич Бакланов. В месте светлом, в месте злачном, в месте покойном (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

приезжало. Там вместо потолка и крыши - высокий стеклянный фонарь;
вечерами, налитый светом, он светил, как маяк. Раздвинулся занавес, в
глубине блестел какой-то никелированный снаряд. Погас свет в зале, ярко
вспыхнул в той половине, тревожно забил барабан, массовик, стоя под
перекладиной, легко взлетел и повис с оттянутыми носками и закрутился
солнышком, то двумя руками держась, то одной, то вдруг белое трико
пролетало под перекладиной, и руки выворачивались в суставах, и вновь, и
вновь. Дробь барабана быстрей, страшней, громче, и, будто кинутый вверх
перекладиной, прогибавшейся под его тяжестью, он взлетел, крутясь через
голову и по оси. Изабелла закрыла глаза ладонями: от страха, от жалости,
от стыда за него. Удар - и, как впечатанный в пол ступнями, от стоял,
приветственно подняв руки. Весь из мускулов, он блестел, как маслом
облитый.
Потом он провожал ее, прогуливались по шуршащему гравию в свете
редких фонарей. И сейчас, в куртке на молнии, в спортивных брюках с белыми
кантами, невысокий и даже как будто узкоплечий, с уже наметившимися
залысинами, это был совсем другой человек. Она знала, что из цирка ему
пришлось уйти из-за какой-то травмы, а еще из-за того, что жена, которую
он очень любил, тоже циркачка, наездница, умерла родами, оставив ему
близнецов: мальчика и девочку. У циркачек, говорил он, роды нередко бывают
неудачными, некоторые даже предпочитают брать младенцев, брошенных
родителями, воспитывают их. Так что есть цирковые семьи, он не будет
называть их, это вовсе не семьи.
Оставшись с двойняшками на руках, он потерялся, хорошо теща забрала
их в деревню, отпаивала разбавленным коровьим молоком, овсяным отваром, и
вот - тьфу, тьфу! - дети растут, и он мечтает найти добросердечную
женщину, которая полюбила бы их, как своих. Прост он был, как дитя, и уже
непрошеная жалость к этим малюткам покинутым вползала в сердце.
Тяжело топая ботинками, пробежали двое солдат в камуфляже, в точно
таких, как у того офицера, кепках. Один нес в руке деревянный ящичек цвета
хаки, другой был в наушниках и с антенной. А она, если бы даже захотела
спросить, ни имени, ни фамилии его не знала, и кто он - лейтенант,
капитан, майор? - как-то не догадалась глянуть на погоны, а может, ничего
на них и не было.
- Какие у вас красивые глаза! - сказал массовик. - Такое в них сейчас
выражение...
- Это вечер хороший, Игорь Петрович. Море, звезды, цикады южные...
- Да нет еще никаких цикад. Холодно. Вы просто себя недооцениваете.
А она подумала: когда нечего похвалить, женщине говорят, какие у вас
красивые глаза.
Опять, как в прошлые вечера, он стал подробно рассказывать о своих
обстоятельствах, то и дело поправляя себя в ничего не значащих мелочах:
"Нет, вру!" Он устроился на сезон в этот санаторий, это счастье по
нынешним временам: еда, жилье - все бесплатное, а деньги он отсылает теще.
Вновь мимо них, но теперь обратно пробежали солдаты, один - с
ящичком, другой - в наушниках, у каждого в вырезе на груди - треугольник
тельняшки. Она посмотрела им вслед и спросила вдруг жестко:
- Ну, а жить дальше как думаете?
Пенсионеры по удешевленным путевкам, тетки в платках, и он перед ними
кувыркается. Некоторое время шли молча. Море отсюда не было видно, но