"Григорий Яковлевич Бакланов. Свой человек (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Григорий Яковлевич Бакланов



СВОЙ ЧЕЛОВЕК

Глава I

Дом этот, двухэтажный, с полукруглым крыльцом и белыми колоннами,
пережил трех хозяев. И каждый, вселившись, начинал что-то перестраивать
внутри, что-то пристраивал снаружи, изгоняя дух прежних хозяев и
утверждаясь прочно. Оттого, с какой стороны ни поглядеть, дом ни одной
своей частью не походил на другую.
Года за три до смерти Сталина въехал сюда академик Елагин. Шепотом
передавали, что он-то и есть автор предпоследнего гениального сталинского
теоретического труда, который, как писалось в ту пору, открыл новые
горизонты. За свои заслуги, оставшиеся безымянными, был Елагин произведен
из членов-корреспондентов в полные академики и купил дом в престижном
загородном поселке. Еще говорили, что другой дом, на Николиной горе, ему
подарен, потому, мол, не всегда живет он здесь, но точно никто не знал, а
кооперативные расходы он нес исправно, все, что причиталось, платил в
срок.
При Елагине заложено было это полукруглое крыльцо, пробили парадный
вход, вместо обычной двери вставили двухстворчатые, а полукруглый, с
белыми резными балясинами и белыми перилами, балкон подперли две белые
колонны, как два стража стали они при входе. Летними вечерами, когда в
хвою сосен опускалось солнце, любил Елагин, нога на ногу, сидеть в
домашних тапочках на балконе, поклоном на поклон отвечать жителям поселка,
прогуливавшимся по улице внизу. Сладостен был вечерний воздух, который
вдыхал он на своем балконе, сладок покой и тишина. Сбылось-таки, сбылось
несбыточное, давнее видение далеких, отошедших лет. В ту пору он, молодой
отец, и перепуганная до слез жена привезли в коляске четырехмесячного,
беспрерывно поносившего сына к профессору. Случилось это за городом,
летом, в воскресный день, когда помощи ждать неоткуда, а ребенок погибал
на глазах. И как они метались двое, как бегали вокруг глухого забора,
стучались, кричали несмело - замшелая калитка лесной дачи вросла навечно.
А когда все же из хвойного мрака впустили их, показалось, попали в иной
мир: сухо, тепло, открытый солнцу и свету участок, огромная клумба роз -
чайные, пунцовые, черные, еще какие-то невиданные - все это пахло до
сладости на губах. И белые окна свежевыкрашенной маслом зеленой
бревенчатой дачи. А над двумя белыми колоннами, на полукруглом балконе,
меж двух могучих голубых елей умиротворенно, как скворец в скворечнике,
грелся на вечернем солнце старичок-профессор. Казалось, ничто в тот момент
не могло их интересовать, ребенка бы только спасти, а вот запомнилось и
вспоминалось не раз, и чем дальше, тем ярче стояло перед глазами: клумба,
дача с белыми окнами, а какой воздух легкий, нигде больше такого не
вдыхал.
Целая жизнь минула, пока сбылось: такой же балкон, так же
покачивается тапочка на пальцах ноги. Внизу, в ванночке, выставленной на
солнце, перезрелая незамужняя дочь в очках с толстыми стеклами пускает на