"Григорий Яковлевич Бакланов. Меньший среди братьев (Повесть) " - читать интересную книгу автора

- Не может быть!
Обе смотрят на меня.
- Неоперабельный! Мне вчера моя приятельница Зина Мешкова...
- Да нет, разве он знает! - жена махнула на меня рукой. - Он всегда
все узнает последним!
Домрачев - наш декан, в сущности, еще не старый человек. Рак... Я
знаю, о чем думает сейчас моя жена, я вижу ход ее мыслей. Самое печальное,
что и моя мысль идет теми же путями.
- Старт дан, - говорит сын, наблюдая всех со стороны. - Скачки на
приз начались.
Без меня. Я в этих скачках участвовать не буду ни при какой погоде,
упаси бог! Мне искренне жаль Домрачева, тем более что место его мне не
нужно - я не администратор. Если мне еще что-то суждено сделать, так
только в науке, а не на этом поприще. Оно не для таких, как я.


Глава III

И тем не менее я не спал ночь. Мне всегда казалось - я и теперь в
этом уверен, - что я не честолюбив, но всю ночь я мысленно строил планы,
перестраивал работу факультета, входил с новыми проектами... Черт знает
что! И это в пятьдесят шесть лет, когда, как говорится, пора о боге
думать, о душе. Для чего угодно человек бывает стар: для любви, для
деятельности, для ненависти, но эта страсть неутолима. И я вставал, ходил
по кабинету, пил воду, смотрел на часы, наконец принял сильное снотворное
и, наверное, все же уснул, потому что вдруг явственно услышал над ухом:
"Мне сапожник шил сапожки..." И лежал в темноте с бьющимся сердцем. А
человек, чье место в жизни я уже мысленно занял, спал, не ведая, или
мучился от болей.
Утром я встал с мутной головой и отеками под глазами. И такие же
отеки увидел у Киры, у моей жены.
- Илья, тебе надо переговорить сегодня с Шарохиным, дать знать о
себе. И надо, чтобы Утенков поговорил с ним о тебе. А с Утенковым может
поговорить Первухин, я его подготовлю. Я знаю, через кого это сделать.
Она еще не умывалась, не причесывалась, у нее болела печень, но это
было первое, что она сказала.
Я стал под душ, закрыл глаза, поднял лицо к струям, долго стоял так,
давая воде течь. Тело мое все меньше и меньше доставляет мне радости и все
больше огорчений. Не глядя, я вижу в ванной мои плоскостопные ноги с
наплывами и множеством лиловых вен и узлов, живот, из-за которого мне
трудно нагнуться и завязать ботинок. Никакими гимнастиками, йогами этого
уже не согнать, да я и не занимаюсь этой ерундой. Чему суждено случиться,
то придет в свой срок, а трястись над своей жизнью - это значит десять раз
помирать до смерти. Зачем? Я знаю, когда это началось: во мне отпустилось
самое главное, и я сразу стал полнеть и жадно и много есть. Но это особый
разговор.
Из ванной, из пара я выхожу побритый, освеженный, и, пока завтракаю,
мне приятно чувствовать на сквозняке непросохшую бороду и волосы вокруг
головы, где они еще остались. Мы сидим с Кирой на кухне вдвоем, она не
завтракает, пьет крепкий чай без сахара, ладонью греет печень - это