"Дмитрий Бакин. Сын дерева (рассказ)" - читать интересную книгу автора

предначертано сниже, тогда как все существующее выше может лишь восхищать
своей красотой и непостижимостью.

Живут во мне и эпизоды поучительной истории, точную дату которой я
бессилен назвать, - я знаю, что память мою питает не одно столетье. Века
иссушают живость былого, лишают сока и ужаса, лишают смысла и объема, но во
мне шевелится и говорит память земли, на которой все это происходило, и
земля же способна указать мне место захоронения старика, выступавшего осью
этой истории, когда поселение, состоявшее в ту пору из сорока с небольшим
человек, было поражено опасной болезнью, которая так и не обрела названия,
на мой взгляд, являясь какой-то немыслимой совокупностью холеры и сибирской
язвы, цинги и чумы. Также неизвестно, что явилось возбудителем болезни -
вода или ягода, мясо птицы или зверя, укус слепня или блохи, укол колючего
кустарника или зубы дикого грызуна. В итоге люди начали синеть, и синюшность
сопровождалась то падением температуры тела, то испепеляющим жаром
лихорадки; у кого-то тела пребывали в оболочке липкого пота, а у кого-то
шелушились, теряя кожу кусками, точно луковицы; их пробирала изматывающая
рвота, сотрясали судороги и бред; у пожилых увеличились паховые и
подмышечные лимфатические узлы, набухли и кровоточили десны, словно
противясь жесткому, костяному присутствию зубов; были такие, у кого руки и
шея покрывались водянистыми пузырьками, наполненными мутной кровяной
жидкостью, - они лопались, превращаясь в черные струпья, карбункулы, вокруг
которых появлялись массивные отеки; или же на открытых частях тела
появлялась сыпь, сначала ярко-красного, а затем сине-черного цвета; при этом
не заживали даже царапины, не говоря уже о серьезных ранах. Среди них были
две женщины на последнем месяце беременности, которые переносили эпидемию
особенно тяжело. Пребывая в ожидании худшего, первая из них разродилась
мертвым ребенком, предрешив тем самым судьбу второго, потому что от еще не
рожавшей матери не сумели скрыть результат прошедших родов. Вопреки всему
второй ребенок родился живым, однако прожил всего неделю, что для матери
было гораздо хуже, и вскоре стало ясно, что она помешалась. Больше месяца
они слышали ее громкие, пронзительные причитания, надрывные вопли и дикий
вой, которыми она оглашала окрестности, бродя среди деревьев, сотрясая землю
поступью несостоявшейся матери, отчего меркло, тускнело солнце, а звери
долго еще обходили поселение стороной. На следующий день после того, как она
неожиданно замолчала, ее нашли в одном из оврагов, куда она упала,
по-видимому, в темноте, сломав при падении шею. Падала она молча или издала
при этом предсмертный крик, никто не знал, потому что предсмертный крик
ничем не отличался бы от ее криков последнего месяца.

Среди поселенцев был старик, не тронутый загадочной эпидемией, который
проснулся после всего этого как-то утром и увидел мир другим. Поразившая его
болезнь была гораздо серьезней - он заболел неверием в человека. Будучи
личностью уважаемой, пользуясь авторитетом, он принялся диктовать,
навязывать свою волю, что в пору всеобщей физической слабости и апатии ему
вполне удалось. Раз за разом, напоминая поселенцам о двух смертях
новорожденных, сея отчаяние в умы, он уверял, что не выжить более никому.
Помог ему и случай с одним из охотников, который был убит копытом раненого
лося, что позволило старику убедить слабых умом и телом что отныне дичь
превосходит их быстротой, смекалкой и желанием выжить и настал день, когда