"Точка невозврата" - читать интересную книгу автора (Чубарьян Александр)

* * *

Не сразу понимаю, что вообще здесь делаю. Только через несколько секунд картинки в голове складываются во что-то более-менее понятное и одновременно появляется план ближайших действий.

Чувствую, что тогда, в кабаке, это было не рядовое происшествие. Что-то не так, и мне предстоит выяснить, что именно. Поэтому я сейчас здесь, в поселке, во дворе дома, где еще вчера проживал убитый мною мужчина, а сегодня живут вдова и ее дети.

Мне что-то надо узнать у них, но я не знаю, что именно.

На первом этаже горит свет, все остальные окна темны. Но людей за освещенными окнами не видно. Либо сидят-лежат, либо там никого нет.

Над всем поселком тишина. Легкий ветерок шевелит листву деревьев, нагоняя свежайший воздух. Где-то неподалеку квакают лягушки. Драйвом и не пахнет.

Странно.

Джет учил не бояться странностей. Он говорил, что любая странность — это подсказка, ведущая к истине.

Чья-то тень мелькает сбоку — едва успеваю увернуться, как на место, где я только что стоял, прыгает огромная кавказская овчарка.

Не лает, скорее всего, генетический модификант с волком. Хотя, может, тренировка такая. В данном случае это не имеет значения.

Едва приняв устойчивое положение, она прыгает вновь.

Теперь уже в последний раз.

Вытираю лезвие ножа о шкуру псины и, присев на одно колено, прислушиваюсь.

Тихо. Никто не слышал шума схватки, не зажег свет и не подошел к окну. И собак, видимо, больше нет.

Осторожно подхожу к тому окну, за которым горит свет. Окно немного приоткрыто: слышу чьи-то всхлипывания и бормочущий, скорее всего слова утешения, голос.

Заглядываю внутрь и убеждаюсь, что это так. Женщина на диване, плачет на плече у мужчины, еще двое мужчин сидят за столом вместе с девчонкой, которую узнаю с первого взгляда.

Моя ж ты страшненькая курица.

Женщина поднимает заплаканное лицо — это она, нет сомнений, хоть и опухшая от рыданий. Толкаю рукой окно, распахивая его, и, подтянувшись, запрыгиваю в комнату.

Мгновение в комнате стоит тишина, которая прерывается недоуменным возгласом одного из мужчин:

— Ты… вы… ты кто такой?

Он не знает, кто я, его не было тогда там. Поэтому он и пытается пылить.

Только хрен я ему дам это сделать.

— Все молчат и слушают то, что говорю я, — произношу, поводя по ним дулом пистолета. — Если услышу хоть звук, убью того, кто попадется мне под руку. Тишина. Второй раз повторять не буду.

«Большинство людей сделаны из пластилина. Тебе надо лишь убедить их в этом, а потом лепить все, что тебе нужно», — копирайт принадлежит моему инструктору.

Пушка — очень действенное средство в плане убеждения.

Мужики молчат. Мирные пластилиновые бюргеры — они растерянны, они не понимают, что здесь происходит, они всего лишь пришли помочь семье погибшего…

А вот женщина… точнее, сначала девчонка…

— Мама!

И мамаша:

— Господи! Это же ты! Ты убил! А…

Указательным пальцем перевожу «спайдер» в режим бесшумной стрельбы, глядя на женщину в упор, приставляю пистолет к затылку одного из сидящих за столом бюргеров и нажимаю на спусковой крючок.

Шпок!

Он валится на пол вместе со стулом, и ковер вокруг его головы сразу же набухает кровью.

«Рест ин пис».

Это действует. Лучше всяких угроз и уговоров.

Женщина зажимает рот рукой, мотает головой и откидывается назад, на грудь своего недавнего утешителя, еле слышно мыча сквозь пальцы. Всех остальных трусит не меньше, однако никто не пытается что-то предпринять, настолько все парализованы страхом.

То, что мне нужно.

— Первый, но не последний, — говорю я, не отрывая взгляда от женщины.— Можешь не сомневаться. Если не будешь отвечать на мои вопросы. Почему в тот день пошли именно в «Трактир»? Я тебя спрашиваю!

Смотрю на женщину, а она мотает головой и ничего не говорит.

— Если ты не будешь отвечать, я пристрелю еще кого-нибудь и сделаю это в любой момент, когда мне захочется. И убью того, кого мне захочется. Тебе продемонстрировать?

— Кто… кто ты? Чего ты хо…

Шпок!

Договорить она не успевает, потому что тот мужик, к которому она прижималась, валится на пол с дыркой в голове.

«Рест ин пис».

— Ты будешь тупить? — рявкаю, не давая жертве опомниться. — Я объясню тебе кое-что. Для меня вы то же самое, что плексигласовые мишени на стрельбище. Патроны у меня есть, хватит на всех. Повторяю вопрос: что вы делали позавчера в кабаке?

— Мы поесть туда пришли! — истерично кричит дочка-курица. — Мы просто пришли туда поесть, а ты… ты убил папу!

Славно. У кого-то в этой компании есть мозги.

Пусть и куриные.

А мама, похоже, говорить не может — у нее шок.

Я поворачиваюсь к девчонке:

— Отвечать четко, связно и спокойным тоном. Будешь повышать голос, я снова выстрелю. Итак, вы пришли в тот ресторан просто поесть. Почему именно туда? Вы постоянно там обедаете?

— Что вы хо… Не надо!! — Она замечает движение пистолета и отчаянно всплескивает руками. — Нет, не постоянно. Мы туда пошли, потому что папа так захотел.

Мало, мало информации. Мне нужно больше.

— Человека от убийства останавливает только одно, — говорю я. — Страх расплаты. За то, что убил себе подобного. Будет ли Суд Господень или суд присяжных, его в любом случае ожидают неприятности. Так вот меня в силу некоторых обстоятельств никакие неприятности не ожидают, а следовательно, ничто не останавливает от того, чтобы продолжить.

Курица готова говорить, готова рассказать все… но она, скорее всего, ничего не знает. Не она ведь была виновником конфликта.

— Хорошо, — киваю. — Где твой брат?

— Н-н… н-не-е-тт… — мычит девчонка. — Н-не надо…

— Послушай меня, — спокойно и убедительно говорю я. — Я не убиваю детей, иначе я бы сделал это там, в ресторане. Мне просто нужно задать ему несколько вопросов. Пойди и приведи мальчика, пока я сам не привел его.

Она не хочет. Она чувствует, что я все-таки говорю ей неправду — насчет того, что не убиваю детей.

Но она боится, она знает, что сейчас я снова выстрелю. Она не знает, в кого. Это знаю только я.

— Пойди и приведи, пока твоя мам… — начинаю я, и замолкаю на полуслове.

— Не надо меня приводить… — На пороге в зал стоит мальчик в пижаме и смотрит на меня, держа в одной руке тот самый злосчастный водяной пистолет. — Не убивайте никого, я все расскажу.

— Павлик!

— Паша!

И мать, и сестра с обеих сторон кидаются к нему и закрывают от меня своими телами. Усмехаюсь, глядя на них, — умилительная сцена.

Промелькнула в голове мысль: а есть ли у меня кто-нибудь, кто вот так прикроет меня от оружия убийцы?

Поднимаю пистолет и навожу его в голову последнему мужчине за столом. Того бьет дрожь, по лысине и лбу стекают крупные капли пота, грудь тяжело вздымается.

— Не надо, дядя! — выкрикивает Павлик из женских объятий.

Дядей меня еще никто не называл. Я криво усмехаюсь.

— Рассказывай, Павлик, — говорю я, не убирая пистолет. — Рассказывай, и, может быть, этот человек будет обязан тебе своей жизнью.

— Мне папа сказал, что я могу делать в «Трактире» все что угодно, — начинает Павлик. — Сказал, что мне никто ничего не сделает, а если сделает, то будет иметь дело с ним.

— Молодец, Павлик. А твой папа говорил что-нибудь про меня?

— Да, он сказал, что вы зазнайка и вас надо проучить. — Мальчик неожиданно разжимает пальцы, и игрушечный пистолет падает на пол. — Мамочка, я не знал, что так будет…

Он всхлипывает, и мать прижимает его к своей груди.

Я верю тебе, Павлик, верю, что ты не знал. Но кто-то же должен знать.

— Павлик, подумай хорошо, папа больше ничего про меня не говорил? — спрашиваю я. — Может быть, раньше, еще до того, как вы пошли в ресторан?

— Нет. — Он прижимается к матери. — Не говорил.

Похоже, единственный источник информации недоступен.

Даже не знаю, что я хочу узнать.

Но какое-то подозрение свербит, не давая покоя.

Что-то было не так. Неспроста я убил отца Павлика. Я должен был это сделать… Может, эта встреча была не случайной? Может, это было спланировано? Я должен проверить.

— Подумайте все вместе, было ли у вашего… м-м-м…

Папы? Мужа? Покойника? Я запнулся, не зная, как сказать, и пропустил «название».

— …какое-то странное поведение в последние дни или резкая смена настроения в последние три-четыре дня?

Молчание.

Я не спешу — даю время подумать. И пытаюсь снова подсказать:

— Может быть…

— Он сказал, что через несколько дней решит много проблем, — внезапно подает голос мужик, на которого все еще был направлен пистолет.

— Продолжай, — киваю я, поймав его в поле бокового зрения, но не теряя при этом из вида женщину с детьми.

Они более важные свидетели.

— Я не знаю, он не сказал, — произносит мужчина. — Сказал только, что у него были некоторые проблемы, но, к счастью, они окончательно решатся через несколько дней.

— Он говорил о каких-нибудь новых знакомствах или еще о чем-нибудь новом? — спрашиваю я.

— У него часто новые знакомые появляются, он не рассказывает… не рассказывал о них… никто не придавал просто этому значения.

— Зато я придаю этому значение, — менторским тоном говорю я. — Думайте хорошо.

Они молчат.

— Значит, ничего не вспоминается… — Я вздыхаю. — Ладно… Придется…

— Олег говорил по телефону, тогда, в ресторане… — вдруг раздается дрожащий голос женщины. — Кто-то ему позвонил, и он сказал: «Я уже здесь». Я еще подумала, что у него встреча назначена, спросила у него, а он сказал, что встреч никаких нет и мы просто отдыхаем. Мне еще тогда показалось…

Она не договаривает, прижимает к себе детей и мелко дрожит.

Итак, все же он не просто так пришел в кабак. Знал ли он, на что он шел? Вряд ли. Возможно, он хотел просто развязать со мной конфликт… но почему тогда ребенок?

Может, действительно встреча случайна?

Нет! Нет, черт возьми!

Конь е три же пять.

Узнать, кто ему звонил? Выписку в телефонной компании взять не проблема, но стоит ли? Наверное, стоит.

Я несколько минут молча раздумываю, потом неожиданно чувствую, что мне пора.

Надо уходить. Но разговор… мне кажется, он еще не закончен и мне придется снова найти их.

— Ладно. Будем считать, что я получил ответы на свои вопросы. Надеюсь, я вас не сильно напугал.

Счастливо оставаться.

И я выпрыгиваю в окно.

Никакой жалости. Единственная причина, по которой все они остались жить, — я не уверен в том, что они мне еще не понадобятся.