Часть 2 ТАКЕЧИ АПГРЕЙД

* * *

Архивариус обитал в Одинцово, в пятиэтажном доме, построенном в середине прошлого века. Через дорогу напротив стояла не менее старая, чем дом, церквушка — база то ли баптистов, то ли адвентистов седьмого дня. Архивариус имел обыкновение наблюдать за ее прихожанами, стоя у окна.

Вот как сейчас. Он застыл у подоконника, и его неподвижный, бесстрастный взор из-под маски был устремлен на улицу. О том, что это живой человек, а не статуя, свидетельствовала лишь выбившаяся и спадавшая на черный балахон клочковатая борода.

Темный капюшон на голове придавал ему сход ство с индийской коброй. И оно было бы куда большим, если бы не изображенный на его одеянии спереди и сзади силуэт Че.

Он пил. Употреблял наркотики. Слушал даст-рэп и звуки морского прибоя. Когда он спал, его душа устремлялась в астрал, витала в энергоинформационных потоках и беседовала с апостолом Павлом о сущности мироздания.

Вроде бы он сидел в Райсе. От нее и бытие аскета: гелиевый матрас прямо на полу, две табуретки и стол, заставленный бутылками, пепельницами, банками-склянками. При этом в комнате до омерзения чисто. Вылизано все. Кроме стола. На столе — срач. От стола — смрад.

На двух единственных табуретках сидели Ворм и Джет. У входа встал Стас. Архивариус повернулся и обвел всех троих медленным, отрешенным взглядом.

— Нам запрещено встречаться, но в этом правиле тоже есть исключения… — Казалось, Архивариус говорит сам с собой.

Ворм, несмотря на то, что чувствовал себя полным идиотом, собравшись все же с духом, задал вопрос:

— Ты поможешь нам?

— Наступил век алхимиков. Люди наконец-то научились обращать ценности в дерьмо. Поможет ли кто им?.. — Ощущение от его голоса было такое, словно звонил погребальный колокол.

Ворм переглянулся с Джетом, но тот не проронил ни слова, лишь слегка улыбнулся и поправил очки на носу.

— Что тебе известно про «Такечи апгрейд»? — снова спросил Ворм, вглядываясь в лицо Архивариуса.

Едва заметная тень скользнула по нему… Или показалось?

Архивариус, помолчав, произнес:

— Можно из грязи создать бриллиант. Можно черное сделать белым. Но еще никому не удавалось подчинить себе Бога. Хакер, ты видел когда-нибудь восход солнца над полем битвы? Когда его лучи играют на запекшейся крови, а тела внезапно…

— Хватит уже! — раздраженно перебил его Ворм. — Я задал тебе конкретный вопрос и хочу получить конкретный ответ: да или нет.

— Муравей… — не слыша его, монотонно продолжал говорить Архивариус, — ты муравей. Сначала — туда, потом — обратно. Вперед — назад. Плоскость. Двухмерная графика смысла жизни.

— Чего? — недоуменно прищурился хакер.

— Он имеет в виду двоичную систему, — наконец-то подал голос Джет.

— Да. — Архивариус улыбнулся, обнажая на удивление крепкие и белые зубы. — Или нет. Да-нет. Белое-черное. Вперед-назад. Жизнь-смерть. Жизнь в двоичном коде.

Когда они только вошли сюда, Джет предложил Ворму первым пообщаться с Архивариусом. И вот уже минут двадцать Ворм безуспешно пытался выяснить, имеет ли Архивариус какое-то отношение к клинике «Такечи апгрейд».

— Ты можешь нормально сказать или нет?! — окончательно рассвирепел Ворм.

Но тут Джет произнес:

— Ну все, хватит.

Он поднялся с места и шагнул к хозяину квартиры:

— Солнце больше не дает тепло. Ультрафиолет умер с последними детскими мечтами.

Взгляд Архивариуса скользнул по руке Джета и остановился на его запястье. В утреннем свете переливалась гелиевая татуировка «Сантаны», которую, по слухам, невозможно подделать.

— Эти стены помнят лица и помнят знамения. На каждого медведя найдется охотник, на каждого императора найдется Че.

— Правит тот, кто остается, а не тот, кто уходит. — Джет положил Архивариусу руку на плечо. — Птица хочет лететь, рыба хочет плыть.

— Птица не оставляет следа в небе. Рыба не оставляет следа в воде. Мудрый человек не оставляет следов.

— След видит тот, кто смотрит, след помнит тот, кто знает, след чувствует тот, кто верит.

Ворм с некоторой растерянностью слушал этот безумный разговор, но вмешиваться не решался.

Неожиданно Архивариус повернулся, подошел к Стасу и некоторое время пристально смотрел ему в глаза. Потом изрек:

— Пишущий думает, говорящий живет. Изрекающий истину плетет узор всего мира.

— Твои слова для тех, кто знает, — сказал Джет.

— Они для тех, кто верит. — Отойдя от Стаса, Архивариус всего лишь на секунду закрыл глаза, а когда открыл, вдруг запел: — «И умрет апрель, и родится вновь, и придет уже навсегда…»

Он замолчал, оборвав песню. Засмеялся, ткнул пальцем в Джета:

— Теперь ты пришел навсегда? Ты еще помнишь свою первую игру?

— Я помню все, — сказал Джет. — Где?

— Отстойник. «Метрополис». Картье.

Архивариус лег на матрас, давая понять, что разговор окончен.

Они молча вышли из подъезда, перешли на другую сторону улицы, и только тогда Ворм сказал:

— Я ни хрена не понял, чего там наплел этот двинутый на всю голову.

Джет улыбнулся, но ничего не сказал.

— Это какой-то шифр? — спросил Ворм.

— Ты живешь в двоичном коде, помнишь?

Все трое остановились возле высокого церковного крыльца.

— Когда-то Архивариус загрузил в свой разум деструктивный софт. Ворованные исходники корректировочных программ — в них вписывают алгоритмы активации эмоциональных матриц.

— А… Вечный кайф, — догадался Ворм. — В тюрьме я знал нескольких, кто сидел на таком софте. Но те вроде адекватные были.

— Баг в программе, — объяснил Джет. — Софт был заражен вирусом.

— В виртуальный героин насыпали стрихнина?

— Угу, — согласно буркнул Джет. — С тех пор Архивариус и стал таким. Я слышал, он несколько раз делал себе пластические операции, чтобы внешность соответствовала внутреннему содержанию. Потом просто стал прятать лицо под маской.

— Он сошел с ума?

— Нет. Это видение нашего мира под иным углом. Непонятным для других.

— Но ты же понимал его?

Джет кивнул:

— Да, понимал. Я тоже когда-то загружал в себя этот софт. Пойдем. Надо уходить. Архи сказал, что слишком многие нас ищут.

«Когда, интересно, он это сказал…» — подумал Ворм, догоняя своего подельника.