"Мир приключений 1964" - читать интересную книгу автора (, )

КАТАСТРОФА

Корней Савельич нагнал капитана на открытом переходе, ведущем из надстройки в радиорубку. Протесты Ивана Кузьмича, даже его гнев, не действовали на старого фельдшера. Корней Савельич повидал на своем веку всяких пациентов. И, когда капитан попробовал высвободить раненую кисть из его рук, он грубовато прикрикнул.

— Я спешу больше вас. Может, меня раненые ждут.

Иван Кузьмич стиснул зубы и притих.

В густеющих сумерках с перехода невозможно было разобраться в том, что происходит на палубе. Прежде всего бросилась в глаза черная пробоина над машинным отделением. Из нее вырывался дрожащий столб теплого воздуха. Матросы окатывали из шлангов радиорубку и прилегающие к машинному отделению стены надстройки. Взрыв свалил дымовую трубу, и она закрыла проход на корму.

— Эй! Кто там на корме? — не выдержал Иван Кузьмич. — Руби бакштаги! Трубу за борт!

Возле трубы появились два матроса. Послышались удары, лязг металла о металл.

Из дыма неожиданно вынырнул Анциферов. Легко взбежал он на переход. Протирая тыльной стороной кисти красные слезящиеся глаза, всмотрелся в сторону кормы.

— Кончай поливать радиорубку! — закричал он. — Навались на трубу, пока никого не придавило.

Взгляд его задержался на подвешенной руке Ивана Кузьмича, приметил розовые пятна крови, просачивающейся сквозь марлю.

— В котельную огонь не прорвался, — сообщил он, успокаивая раненого капитана. — В машинном пламя сбили.

— Сбили! — ворчливо повторил Иван Кузьмич. — А дым? Хоть лопатой отгребай.

— Маскировка! — с невольно прорвавшейся гордостью ответил Анциферов. — Дымовые шашки у меня всегда были наготове. Для имитации пожара. Как ударила бомба, вахтенный механик сразу запалил их. Чтоб остальные два, — он кивнул вслед удалявшимся самолетам, — нам не добавили.

Лишь сейчас Иван Кузьмич заметил, что дым действительно какой-то не очень едкий.

— На помпе! — закричал Анциферов. — Качай, качай! Рано загорать! — и так же неожиданно скатился по трапу, пропал в дыму.

С протяжным гулом рухнула в воду дымовая труба. Лицо Ивана Кузьмича исказилось. Все летит к чертям! Машина разбита. Замерли грузовые стрелы, руль, лебедка, брашпиль. Стынут трубы паропровода. Омертвела “Ялта”.

— Рука саднит. — Корней Савельич заметил, как изменилось лицо капитана. — Это от холода. Надо бы поглядеть, что в салоне?

— Ступай погляди, — буркнул Иван Кузьмич, разгадавший нехитрую уловку Корнея Савельича. — Мое место здесь…

Перебил его истошный выкрик снизу:

— Вахрушева ранило… В голову!

Корней Савельич подхватил санитарную сумку и неловкой рысцой затрусил на голос.

Иван Кузьмич остался на переходе один. В распоряжения Анциферова вмешиваться не следовало. Командовать двоим нельзя. Это приведет лишь к бестолковщине, к сумятице. И уйти нельзя. Лучше, когда команда видит капитана, пускай даже раненого, но уверенного и спокойного, на месте.

— Иван Кузьмич! — подошла Зоя. — Перед самым налетом я приняла сообщение, что в нашем квадрате укрылся поврежденный торпедными катерами вражеский рейдер.

— Запроси точнее… — Иван Кузьмич беспокойно всмотрелся в лицо радистки. — Ты что?..

— Рация разбита, — тихо ответила Зоя и с трудом добавила: — Аварийная тоже.

Из машинного отделения волоком вытащили кого-то и принялись срывать с него тлеющую одежду.

— Корнея Савельича! — закричали на палубе. — Корнея Савельича к машинному!

Иван Кузьмич почувствовал, что боль в руке усилилась. Придерживая раненую кисть здоровой рукой, он спустился в салон.

— Что делать-то будем! — встретила его бледная Глаша. — Машина разбита. Пара-то не будет. Света-то не будет. Померзнем все. Ни сготовить людям, ни чайку согреть…

— Запричитала! — с досадой перебил ее Иван Кузьмич. — А еще поморка!

— Да я — то…

— Вызови боцмана.

Матвеичев вбежал в салон с закопченным лицом, в опаленной брезентовой куртке. Брови и усы его закурчавились от жара, порыжели.

— Наладь-ка в салоне камелек, — приказал капитан. — Да по-быстрому. Покамест народ работает. Трубу выведи в иллюминатор. Выход обложи асбестом. Чтобы новый пожар не устроить.

Иван Кузьмич проводил боцмана до дверей и обернулся к горестно слушавшей поварихе.

— На камельке ты и рыбки поджаришь и чайку вскипятишь. Да и люди согреются тут после вахты.

— Какая уж теперь вахта! — протянула Глаша.

— Покамест в порт не придем, каждый будет нести вахту, — недовольно остановил ее капитан. — Поняла?

Ответить повариха не успела. Дверь широко распахнулась. Вошел Корней Савельич. За ним боком протиснулся в дверь матрос с тюфяками. Осторожно внесли двух раненых и обожженного кочегара. Последним вошел в салон третий штурман. Он бережно, как ребенка, нес неестественно толстую, забинтованную руку.

— Из перебитого паропровода, — виновато улыбаясь, сказал он капитану. — Сам не заметил, как набежал.

— Стели два тюфяка на полу, — распоряжался Корней Савельич. — Клади людей.

— А если на скамьях? — спросил помогавший ему матрос.

— Узки скамьи, — ответил Корней Савельич. — На полу спокойнее будет.

И придержал дверь, пропуская еще двух матросов с тюфяками.

— Куда их столько? — Иван Кузьмич кивком показал на груду тюфяков.

— В каютах, под полубаком, уже иней на иллюминаторах, — ответил Корней Савельич. — Придется людям располагаться здесь. По очереди, что ли. Да и… — он понизил голос, чтобы слышал его один капитан, — не весело сейчас забиваться по каютам. На людях легче.

— Пожалуй, — согласился Иван Кузьмич.

Освещенный двумя свечами салон казался тесным, и работающие в нем люди — неповоротливыми. Они все время что-то теряли, искали, мешали друг другу.

— Зажги еще свечу, — сказал Корней Савельич Глаше.

— Третью?

— Да.

— Ой, беда, беда! — Повариха растерянно оглянулась. — Не знаю, куда свечи-то сунула. Вот дура-то я беспамятная!

— Найди и зажги, — строго повторил Корней Савельич.

Глаша скрылась в темном камбузе, отделенном от салона легкой дощатой перегородкой. Загремела посуда. Послышались вздохи, жалобное причитание.

Третьей свечи Глаша так и не зажгла. В приметы она, конечно, не верила. Но на всякий случай… Зачем испытывать судьбу? В такое время!