"Лилия Баимбетова. Перемирие" - читать интересную книгу автора

неясные были у них глаза, ничего не выражающие морды со свисающей по обе
стороны расчесанной грубоволосой гривой особого, никогда не виданного мной
палево-серого оттенка.
Теперь по утрам меня будили разговоры крестьян, сгружавших под окнами
мешки с зерном и картофелем, корзины с яблоками и плодами лунного дерева,
большие оплетенные бутыли с вином. Я никогда не любила крестьян, ни наших
южных, загорелых, в белых рубахах, невысоких, горбоносых и вертлявых, ни
крупных светлоголовых северян; все они казались мне совершенно непонятным,
особым человеческим племенем, с которым мы говорили на разных языках. На
северных крестьян я уже достаточно насмотрелась. И эти, приезжавшие в
крепость, были совершенно такие же: очень крупные полные светлоголовые люди
с серыми глазами и широкими плоскими лицами. Мужчины одевались неярко,
бесцветно, в серые домотканые одежды, женщины же, напротив, были в
разноцветных юбках, кофтах, платках и лентах. Они подъезжали на телегах к
амбарам; женщины забирались на телеги и, вставая во весь рост, передавали
мужчинам мешки и корзины. Они шутили и смеялись, по-северному мягко и
протяжно выговаривая слова. Этот мягкий говор запомнился мне еще с
предыдущей поездки в северные княжества - к главе Волынского воеводства; я
привыкла совсем к другой речи, на юге слова произносят резче, словно копируя
карканье каргского языка. И вот по утрам я просыпалась под их разговоры и,
закинув руки за голову, лежала и слушала эти, чуждые мне, мягкие протяжные
звуки, олицетворявшие для меня весь Север с его лесами, болотами и большими
многолюдными деревнями.
Но в то утро меня разбудила Ольса. Я не спала уже, в общем-то, скорее
дремала, не желая вставать (в царившем сумраке пасмурной снежной погоды
хорошо было спать допоздна - под тяжелым теплым одеялом, на мягкой кровати);
но сквозь дрему слышала уже звуки пробуждающейся крепости, шаги в коридорах,
звуки подъезжавших под окна телег, скрип их колес, изредка ржание лошадей и
зевоту возниц. Быстрые шаги в коридоре, отчетливый стук острых каблуков и
шелестящие рядом шаги в мягких туфлях, приблизившиеся к моей двери, вырвали
меня из приятного дремотного состояния. Я открыла глаза, и в этот же миг
Ольса, как всегда без стука, решительно отворила мою дверь и вошла в
комнату, таща за руку миниатюрную девушку в зеленом платье, расшитом голубым
и алым кружевом. Девушка едва поспевала за широкими шагами Ольсы и путалась
в своей пышной, с двойными воланами юбке.
- В чем дело? - спросила я, высовывая растрепанную голову из-под
одеяла.
Ольса остановилась, дернув девушку за руку. Ольса была еще
непричесанна, с растрепанными, до пояса спускающимися буйными кудрями и в
утреннем просторном белом платье с широким и глубоким вырезом. На талии
платье было стянуто серебряным поясом с кистями. Лицо ее, чисто умытое, еще
без косметики, имело странное выражение: оно было строго и даже сердито, а
вместе с тем казалось, что она едва удерживается от смеха.
- Эта девочка, - сказала Ольса своим ясным спокойным голосом, резко и
отчетливо выговаривая слова, - утверждает, что один из твоих людей
набросился на нее с... мм, весьма определенными намерениями.
Я зевнула и потерла еще не проснувшиеся, слипающиеся глаза.
- А у этой девочки есть имя? - спросила я.
- Это Иветта, моя горничная.
- Вот как? - сказала я, переводя взгляд на девушку.